Книга Брызги шампанского - Михаил Черненок

– Выходит, коммерческий бизнес отца намного доходнее вольного «шопинга» сына, – сказал Бирюков.

– Без всякого сомнения. По годовому доходу Семен Максимович не уступает тем бизнесменам, кого теперь принято называть «новыми русскими».

– Он в разговоре со мной намекал на какие-то проблемы с рэкетом…

– Директриса магазина этого не подтверждает. По ее словам, рэкетиры давно отстали от «Светлого пути», считая его крестьянским. Грабить, мол, обнищавших и затурканных колхозников – дело неблагородное.

– А с уплатой налогов у Гусянова как?

– Пока изворотливо выкручивается. С налогами у нас сам Бог не разберется. Порою дело доходит до смешного. Рассказывают, был случай, когда налоговый инспектор упрекнул очень крутого богача за то, что он бессовестно обирает народ. Тот в запале искренне возмутился: «Ты чо?! Откуда у народа такие деньги?»

– Веский аргумент для оправдания, – засмеявшись, сказал Бирюков.

– Несокрушимый, если учесть, что люди по полгода не получают зарплату, – с усмешкой добавил Таран.

Помолчали. После некоторого раздумья Антон спросил:

– Толя, а по месту прописки Владимира Гусянова не пробовали что-то о нем узнать?

– Пробовали, – утвердительно наклонив голову, ответил Таран. – Никакого компромата нет. Третий год, как прописался один в двухкомнатной полногабаритной квартире. По справке ЖЭКа, квартира была приватизирована прежними жильцами и официально продана за семьдесят миллионов. Сколько на самом деле заплатил за нее Гусянов, сказать трудно. Соседи, словно сговорившись, отзываются о нем хорошо. Не дебоширил. Выпивал в меру. Иногда друзья и девочки его посещали. Часто выручал соседей деньгами и никогда не требовал срочного их возвращения. Порою вроде бы даже забывал об одолжении и удивлялся, когда ему приносили долг. Часто уезжал куда-то на несколько дней, а то и неделями отсутствовал дома. Где работал и откуда у него всегда водились деньги, никто не знает.

– С Падунским он не был знаком?

– Нет. Не тот уровень для знакомства.

– Но ведь с его охранником как-то познакомился…

– Это произошло, видимо, позднее, когда Крупенин, оставшись без шефа, прижился в «Кульбите». Фирма находится рядом с домом, где жил Гусянов, и Владимир Семенович, по всей вероятности, был там завсегдатаем.

– Уголовное дело по убийству Падунского в районной или городской прокуратуре?

– В городской.

– Сегодня состоятся похороны… – начал Бирюков, но Таран не дал ему договорить:

– Вчера после телефонного разговора с тобой я сразу дал задание своим ребятам понаблюдать за траурным мероприятием.

Недолго посовещавшись, приняли решение, что Лимакин после того, как возьмет из крупенинской машины пробу масла, побеседует с сотрудниками горпрокуратуры. Передаст им взятую у Ромки Удалого гильзу от карабина для идентификации ее с гильзой, обнаруженной на чердаке пятиэтажки после убийства Падунского. Славе Голубеву было поручено через соседей попытаться выявить круг общения Гусянова в последние дни. Допрос Крупенина Бирюков и Таран решили провести совместно.

Глава XV

Крупенин вошел в следственную комнату изолятора временного содержания мрачнее тучи. Камуфляжный костюм на нем был сильно измят, а согнутая в локте забинтованная правая рука покоилась возле груди на широкой марлевой повязке, укрепленной за шею. Темно-серое лицо с квадратным подбородком и глубоким шрамом на щеке было непроницаемым, словно у каменного сфинкса. Подождав, когда он понуро уселся на привинченный к полу стул, Таран спросил:

– Как здоровье, Гена?

– Отвратно, Анатолий Викторович, – не поднимая головы, хрипловатым басом ответил Крупенин. – По-дурости, можно сказать, считай, без руки остался.

– Каким образом дурочку свалял?

– Сам не могу понять, отчего заряженное ружье оказалось со взведенным курком.

– Ты что, двумя пальчиками, как дама, за это самое… за конец ружейного ствола брался?

– Нормально взял ружье. Только потянул из машины, а оно сразу шарахнуло.

– Ты почему такой трудный?

– Чего?..

– Того, Гена, что сочиняешь такую сказку, в которую, по-моему, и сам не веришь.

– Незачем мне сочинять, – обидчиво буркнул Крупенин и натянуто усмехнулся. – В прошлом году вы со следователем тоже мне не верили, что Падунского застрелил снайпер, а потом, уже мертвого, прострелил автоматчик. После экспертиза подтвердила мою правоту. А свидетели даже показали дом, откуда снайперский выстрел слышали.

– В прошлом году было одно, нынче – другое, – Таран кивком головы указал на Бирюкова. – Вот прокурор того района, где вы с Гусяновым «охотились». Он может тебе популярным языком рассказать, что нынешняя экспертиза подтверждает и что свидетели показывают. Хочешь послушать?

Крупенин будто воды в рот набрал.

– Ну, что молчишь? – спросил Таран.

– А что зря говорить, если не верите…

– Говори правду, тогда поверим.

– Правда у каждого своя.

– Ошибаешься. Своей правды не бывает, и варианты ее невозможны. Она на всех одна. Кстати, в прошлом году ты отрицал, что прикарманил «макаровский» пистолет Падунского. А теперь что скажешь?

– То же самое.

– В таком случае объясни, каким путем этот «Макаров» оказался у Гусянова, который с Падунским никаких дел не имел?

– Спросите об этом у самого Вована.

– С Вована теперь, как говорится, взятки гладки. Его грешное тело сегодня будет предано земле.

– Что с ним случилось? – будто удивился Крупенин.

– Ты, Гена, оказывается, не просто трудный, а прямо-таки упертый, – со вздохом проговорил Таран и обратился к Бирюкову: – Объясни, Антон Игнатьевич, этому упрямцу, что он скребет на свой хребет.

– Думаю, упрямец сам понимает, что при тех уликах, которые он оставил на месте происшествия, ему нет никакого смысла запираться, – сказал Бирюков.

Крупенин глянул на него исподлобья:

– Какие еще улики?

Пришлось Бирюкову сжато рассказать фабулу происшествия. И без того мрачное лицо Крупенина стало еще мрачнее. Какое-то время он сидел насупившись. Левой ладонью осторожно поглаживал прижатую к груди забинтованную руку. Наконец недовольно пробурчал:

– Это Вован дурной хипеш устроил. Я в этой истории сбоку припека, и сам оказался потерпевшей стороной.

– Как вы познакомились с Гусяновым? – начиная издалека, спросил Бирюков.

– Когда я устроился в «Кульбит», он уже давно там пасся.

– Работал, что ли?