Книга Смотрящий по неволе - Александр Логачев

– Вы суеверны?

– Не каждый день. Только по понедельникам, средам и пятницам. Ну еще, конечно нечетные числа, – опять как пропела, сказала она.

– Точно, – вдруг подал голос бармен и перестал тряпкой наводить глянец на столе, – В прошлый раз вы сидели у стойки.

– Тогда точно следует пересесть, – улыбнулся и взял за руку Алину Сергей, – Не стоит нарушать традицию, – когда они устроились, Шрамов снова спросил бармена – Ты помнишь, что наливал нам в прошлый раз?

– Текилу, – не заморачиваясь на раздумья, ответил вернувшийся на главный пост бармен.

– Не вижу причин нарушать традицию, – Шрамов покосился, как отнесется к этой идее Алина, и заговорил длинно, боясь, что повиснет пауза. А кому охота, чтоб лишний мент родился? – Как можно быстрее надо проверить, не выдохлась ли текила за это время. Две текилы по сто, и сразу же налей по следующей дозе.

Бармен расстарался. Начикал лимон, подвинул соль, выбрал самые красивые рюмки.

– Тебе бы в службе социальной адаптации работать, – похвалила трудягу Алина.

– Я и работал. Нарков по телефону убеждал не выпрыгивать в окно.

– Мало платили? – Шрам все же сбросил с плеч сырой плащ и охапкой водрузил на соседний пустующий табурет.

– Нет. Скучно. В чужих обломах нет ничего интересного.

– А вот Сергей любит других обламывать, – типа вскользь упомянула Алина о сорванном концерте.

– Хоп! – вместо слов Шрамов опрокинул в себя рюмку.

– Хоп! – согласилась она с таким уходом от скользкой темы.

– Все мы немножко обломанные по жизни, – заблудившись в личных мыслях, выступил не по должности бармен, – Иначе сидели бы сейчас под крышей дома своего.

– Где наш дом? Тут он, или там? – уже точно не сказала, а пропела Алина.

– Не где, а когда, – вписал фразу Сергей.

– Уже скоро, – загадочно мурлыкнула девушка.

Шрам облизал с губ лимонный сок и глянул прямо в глаза Алине. И его пробило легкое головокружение. Он въехал, что обещали эти слова.

Казалось, певице было не важно, поймет ли Шрам ее намек. В убогой забегаловке она чувствовала себя без напряга. Приглушенный свет тем не менее выдавал профессию двух дремлющих над джином с тоником девиц. И этот же свет делал девиц совсем старухами. Врядли и Серега при таких фонарях рисовался принцем. Алине же безжалостный свет был не страшен. Смелое ясное лицо не спрашивало, оно ждало...

Шрамов почувствовал себя не в своей тарелке, даже типа оробел. Ему в жизни не встречались такие девушки. Или женщины? Скажешь одно неправильное слово, и прогноз погоды переменится. Очень осторожным со словами следует быть, все равно что с оранжерейным избалованным цветком. Но глядя на это оранжерейное чудо, можно мечтать о чем угодно. И что угодно может сбыться.

Сергей вдруг обратил внимание, что и вторая рюмка Алины пуста.

– Мы не спешим? – участливо спросил он. Прочитал ответ в глазах напротив, прикончил свою вторую порцию и задал вопрос иначе, – По третьей?

– Если никто никуда не спешит.

– По третьей, – распорядился Сергей минутой назад осознавшему навязчивость и вежливо отодвинувшемуся бармену.

Тот красиво с высоты плеснул кактусовую водку в рюмки, а соль и лимон у клиентов еще оставались. Порывшись в недрах прилавка, бармен выложил пачку «Кэмэла», причем «Кэмэла» без фильтра:

– Правильно? – подмигнул он Сергею.

– Типа я их в прошлый раз курил?

– Я думал, это самое то, – растерялся бармен. Он очень хотел угодить, в общем-то не в расчете на щедрые чаевые. Пообщаться с приличными людьми хотелось бармену. Такая промозглая и унылая погода на дворе, что хоть сам звони в службу адаптации. Закосить что ли под решившего поймать Золотую Муху[4]нарка? Пусть отговаривают.

– Нормально, братан, будем считать, что это самое то. Сегодня никто не должен обломаться.

– Будем надеяться, – загадочно мурлыкнула Алина.

* * *

– В прошлый раз ты была какая-то другая, – выдохнул струю сигаретного дыма Шрамов, – Злее, веселее, заводнее.

– Это плохо, что я всегда другая?

– Нет. Только приходится заново знакомиться. Девушка, меня зовут Сергей Шрамов. Можно – Шрам. А вас? – он жалел, что из-за бра, еле цедящего свет, не может видеть блеск ее глаз. Мысленно он назвал Алину стюардессой аэробуса «Отпад».

– Я та, кто тебя ждала с первой ходки. Я та, которой ты пел блатные песни под гитару под окнами родного дома вечерком на скамеечке. Я та, на которую ты истратил первый навар. И теперь ты, подонок, заявляешь, что не помнишь, как меня зовут?

Шрамов почувствовал на щеке нежные приливы и отливы ее дыхания. Без лишней скромности оно трепетало и стремилось навстречу. Невесомое и полное доверчивости. Чужая жизнь в чужой ночи. Чужая песня, случайно подслушанная им. И в его уставшем изношенном сердце запульсировала с новой энергией кровь.

– Обними меня, – попросила Алина музыкальным шепотом.

Он еще некоторое время полюбовался запрокинутым девичьим лицом и обнял. И ее карельские глаза-озера поплыли навстречу. Аэробус «Отпад» порулил на взлетную полосу.

– Обнять тебя? – ласково прошептал он на самое ушко.

– Да.

– Обнять тебя? – прошептал он, пробуя на вкус ее локоны.

– Да.

– Обнять тебя? – прошептал он, почти теряя сознание.

– Да, – она сплела руки в замок на его спине и тоже нашла губами его ухо, – И чтоб тебя не потерять, я должна предупредить. Папа тобой очень недоволен. Я слышала его разговор с Толстым Толяном. Вопрос стоит очень остро.

И сразу смятые простыни, на которых лежал Сергей Шрамов, стали неудобными, горячими и шершавыми, будто песок под Учкудуком.

Глава 11

Воркутинский снег сединой на голову ложится,

Воркутинский снег, он над жизнью падает-кружится.

Воркутинский снег все дороги к дому заметает,

Воркутинский снег на висках не тает

Подозрительная смерть главного мента Виршей не могла остаться безнаказанной. Никто не утверждал, что это верная мокруха, а не несчастный случай, но в щуплый городок нагрянула высокая мусорская комиссия с расширенными полномочиями. Официально – проверить, почему это последние полгода Вирши не вылазят из криминальных сводок. На самом деле – прояснить расклад с отбытием майора в лучший мир и загасить криминал в Виршах по полной схеме.

Только директору кабака «Пальмира» от появления комиссии было ни холодно, ни жарко. Столовались чины в собственной ведомственной обжираловке.