Книга Африканские страсти - Светлана Алешина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Яна сидела на диване, обхватив коленки руками, и начала тихо всхлипывать.
– И что теперь будет? – сквозь слезы спросила она.
– Этого не знает никто, – уклонился от прямого ответа Олег.
– А того негра тоже ты убил? – вдруг спросила Лариса.
– Что? – посмотрел он на нее ошалелыми глазами. – Какого негра?
– Я так понимаю, что ты обвинил свою мать в связи с негром?
– Да, но она сказала, что это снимают кино… Если вы, конечно, имеете в виду именно того негра.
Роман был совершенно растерян и начинал думать, что этим людям про него известно или абсолютно все, или по крайней мере очень многое.
– Ты, конечно же, не поверил, – продолжила Лариса. – Тебе было очень стыдно, что твоя мать путается черт знает с кем. И ты его убил.
– Да вы что? С ума, что ли, сошли? – Роман привстал с кровати и прижал руки к груди. – Никого я не убивал. Вы что, теперь хотите повесить на меня все преступления в городе?
И немного погодя спросил:
– А что, у моей матери действительно была связь с этим негром?
Лариса внимательно смотрела на юношу, стараясь понять, действительно ли он искренен. И интуитивно почувствовала, что скорее всего он говорит правду.
– Мы не полиция нравов, и на этот вопрос ответить не можем, – сухо произнес Карташов.
– Так его что, правда, убили? – не унимался Роман.
– Да, его убили. Его нашли в саду «Липки» около трех недель назад.
– Но я его даже не знал. Как я мог его убить? – Роман переводил взгляд с Ларисы на Карташова и обратно, словно пытаясь уверить их в своей абсолютной непричастности к этому трагическому событию.
Транспортировка Романа домой не вызвала особых осложнений в плане контактов с официальными израильскими властями.
Карташов быстро связался с офицером полиции, тем самым, который вырос в Харькове и приглашал их с Ларисой в гости. Он пообещал Олегу взять это дело под контроль.
Буквально через полчаса он лично появился в номере гостиницы «Рэдисон». Карташов тут же объяснил ему, что для транспортировки подозреваемого в преступлении человека понадобится машина и хотя бы один сопровождающий. Он кивнул при этом в сторону сидящего Романа. Тот казался совсем отрешенным, но когда прозвучали слова: «подозреваемого в преступлении», он невольно вздрогнул и помутневшим взглядом обвел окружающих.
– Хорошо, – быстро согласился офицер, – я распоряжусь насчет всего, но все-таки жалко, что вы не побываете у меня в гостях.
– Как-нибудь в другой раз, – с улыбкой пообещала ему Лариса.
Офицер пробурчал что-то нечленораздельное, помялся и пошел к телефону, чтобы отдать нужные распоряжения.
В номере опять воцарилась тишина. Карташов закурил и отошел к окну. Яна молча сидела в углу комнаты.
Тут Роман вдруг поднял глаза на Ларису и почти прошептал:
– Вы не можете…
– Что не можем? – тут же отреагировал Карташов, повернувшись в его сторону.
– Вы не можете со мной так поступить! – с отчаяньем в голосе выкрикнул Клубнев. – Я не хочу возвращаться. Я же не специально ее сбил.
– Да вы не волнуйтесь, молодой человек, – устало вздохнул Олег. – Следствие разберется.
Юноша опять уткнулся лицом в ладони и заскулил.
– Госпожа Гольдфельд, – официально обратился к Яне Карташов, – а вы можете остаться. К вам у нас претензий нет. Разве что со стороны израильских властей…
Яна покачала головой.
– Нет, я поеду с Ромой. Ему понадобится моя поддержка. К тому же я могу выступить как свидетель. Я тоже была с ним в машине тогда, когда это произошло.
– Как вам будет угодно, – пожал плечами Олег.
Тут в дверь снова постучали, и в номер зашел полицейский.
– Сопровождающий один, – пояснил бывший харьковчанин. – Но вас на спецмашине быстро доставят до аэропорта в Тель-Авиве.
– Это просто замечательно, – искренне обрадовался Олег.
– Но подождите, – беспомощно развела руками Яна. – Нам же надо собраться…
– Собирайтесь, – разрешил Олег, – только побыстрее, пожалуйста. Нам не терпится вернуться назад в Россию.
* * *
Когда они прибыли наконец в Тарасов, Яна наотрез отказалась от поездки домой и отправилась вместе со своим любимым в отделение.
Лариса и Олег с некоторой завистью смотрели на нее и Романа. Есть все-таки любовь на свете, и в возрасте, в котором находились эти молодые люди, это самое сильное и яркое чувство. И жертвенность Яны не могла не вызвать у них уважения.
Однако им необходимо было сделать следующий шаг – вызвать Горецкую и объявить ей о том, что ее сын нашелся и обвиняется в совершении наезда на человека.
Пока они ждали актрису в кабинете, Олег был возбужден и курил сигарету за сигаретой.
– Не понимаю, чему ты радуешься? – удивилась Лариса. – Я не думаю, что Горецкая под наплывом материнских чувств признается в убийстве своего любовника. Кстати, что-то наша примадонна не торопится, – она взглянула на часы. – И неплохо бы узнать, как там чувствует себя пострадавшая Оксана. Она все еще в коме?
– Я сейчас выясню, – засуетился Олег и набрал номер телефона больницы.
– Мне почему-то немного жалко Романа. Какой-то он уж слишком беззащитный, – проговорила Лариса.
– Ничего, у него есть защитники – мать, отец, влиятельные люди, – сказал Карташов, кладя трубку после разговора с врачами. – К тому же, кажется, и сам господь бог на его стороне.
– Что случилось?
– Мне сообщили, что состояние Оксаны пошло на улучшение. Она пришла в сознание. Скоро можно будет ее допросить. Если все так, как утверждает Роман, то, возможно, его и не придется сажать в тюрьму.
В этот момент в дверь постучали, и в кабинет вошла Горецкая. Губы у нее были плотно сжаты, а вся фигура выражала высшую степень неудовольствия. За ней семенил ее супруг, депутат городской думы Иван Сергеевич Клубнев.
«Так вот почему ее так долго не было, – подумала Лариса, – она связывалась с мужем».
– Прошу вас, проходите, – сделал широкий жест Карташов, – а вы пока останьтесь за дверью.
Последняя фраза адресовалась Клубневу и далась следователю с большим трудом. На лбу у него выступили капельки пота. Понятное дело, не каждый день ему приходится выпроваживать депутатов из своего кабинета.
– Это еще почему? – возмутился Клубнев. – Речь идет о моем сыне!
Лариса отметила, что супруги явно поменялись ролями. Горецкая тихо молчала, а вот ее супруг явно почувствовал тягу к театральным подмосткам.