Книга Круг Матарезе - Роберт Ладлэм

Скофилд редко вспоминал о деньгах, выделенных ему на расходы. В глубине сознания у него мелькала мысль, что в один прекрасный день он вернет эти деньги, отошлет назад. И если бы лживый Конгдон, искушая собственную судьбу, не устроил ему такое непростое увольнение, Брэй, возможно, пошел бы к нему в кабинет на следующее утро и вручил все чековые книжки.

А теперь нет. Помощник госсекретаря своими действиями лишил себя такой возможности. Не стоило давать сотни тысяч долларов тому, кто пытался - правда робко - дирижировать устранением человека, стремясь при этом остаться в тени.

Это была точка зрения настоящего профессионала. Скофилд вспомнил, что подобное понимание вещей господствовало в прошлом и насаждалось Матарезе. Но они были убийцами по найму, и не было им равных со времен Хасана ас-Сабаха. И уже не будет таких, как они, а такие, как Дэниэл Конгдон, - просто ублюдки в сравнении с Матарезе.

Конгдон... Скофилд рассмеялся и полез в карман за сигаретами. Новый директор отдела консульских операций не дурак, и только глупец может недооценить этого человека. Но склад мышления у него типичный для вашингтонских чиновников высшего звена и в подавляющем большинстве присущ руководству службы слежения. Конгдон не понимал, что делает с человеком работа во внешней разведке. Он мог изрекать сентенции, ловко манипулировал психологическими категориями, рассказывал о депрессии и болезненном самолюбии, но не способен был понять простую схему действия и противодействия. Мало кто умел это или хотел бы уметь, ибо знание такого рода позволяло игнорировать субординацию, презреть иерархию и обходиться без служебных формальностей. Все очень просто: необычное поведение и поступки становились нормой для человека, заброшенного в другую страну, и не следовало придавать им большое значение. Агент внешней разведки сознавал, что он преступник и нарушитель, еще до того, как совершал что-либо незаконное или преступное. Именно поэтому, прежде чем начать действовать, он принимал все меры, чтобы обезопасить себя на случай провала. Это умение заранее обеспечивать защиту становилось второй натурой.

Как раз это Брэй и осуществил. Когда посланец Талейникова поселился на Небраска-авеню в комнатах напротив, Скофилд сделал несколько необходимых звонков. Первый - сестре в Миннеаполис: он-де вылетает на Запад через пару часов и заглянет к ней через денек-другой. Второй звонок предназначался приятелю из Мэриленда, моряку дальнего плавания, чья квартира была полна походных трофеев и увешана сувенирами заморских земель. Брэй поинтересовался у этого путешественника, где бы остановиться на правах короткого знакомства, нет ли чего на Карибах, какого-нибудь тихого уединенного местечка. У моряка оказался знакомый на Шарлотте-Амалии - владелец отеля, который всегда держал две-три комнаты как раз для таких случаев. И приятель из Мэриленда пообещал Брэю позвонить своему знакомому и устроить это дело.

Таким образом, судя по его намерениям и поступкам. Скофилд где-то числа шестнадцатого должен был покинуть Вашингтон и отправиться в путешествие: или на Средний Запад, или на Карибы. И тот и другой пункты назначения отстояли от столицы на пятнадцать сотен миль, а сам он остался в столице, никем не сопровождаемый, не отслеженный и вне наблюдения. И с того самого момента не покидал номера в отеле на Небраска-авеню, поглядывая время от времени в "глазок" за комнатами советского "десантника".

Сколько раз приходилось ему вдалбливать в головы молодых, менее опытных агентов эту истину? И не счесть. И вот теперь он сам следовал ей: трудно засечь того, кто не выделяется в толпе, но еще труднее обнаружить того, кто сделал вид, что бежит, скрываясь, а сам затаился, оставшись на месте.

Как просто!

Но Талейников не из простаков, и сложность ситуации возрастает с каждым часом. Предстояло рассмотреть и учесть все возможные варианты. Наиболее вероятно, что Талейников задействует и введет в игру какую-то второстепенную фигуру - либо своего знакомого, либо знакомого его связного. Инструкции скорее всего пойдут в Берн, и комнаты вновь будут сняты. Пройдут недели, прежде чем Талейников, сидя в Москве, получит информацию о внедрении нового человека - подумаешь, один из тысячи в разных уголках земного шара! А если так - и это, возможно, единственное объяснение, - Талейников не просто действует в одиночку, но работает вразрез с интересами КГБ. Личная месть значит для него больше, чем лояльность по отношению к правительству. Если, конечно, эта лояльность вообще что-нибудь значила для Талейникова. Для Скофилда она имела мало значения. Это было единственное объяснение. В противном случае апартаменты напротив уже были бы заселены, они просто кишели бы советскими агентами. Они бы могли, конечно, выждать в течение двадцати четырех или тридцати шести часов, чтобы убедиться, что нет хвоста из ФБР, но не более того. В конце концов, есть предостаточно способов ускользнуть от наблюдения.

Брэй нутром чуял, что прав. С годами службы у него развился инстинкт, и он доверял своему чутью без колебаний. Теперь следует поставить себя на место Талейникова и начать думать так, как думал бы Василий Талейников. Именно этим Брэй мог обезопасить себя от ножа в бок и пули из мощной винтовки в затылок. И это способ покончить со всем разом, а не жить в страхе день за днем, гадая, чья тень идет по пятам и что ждет тебя в толпе.

У того офицера из КГБ не было выбора. Он первый сделал шаг навстречу смерти, и суждено было, чтобы это произошло в Вашингтоне. Скоро кое-кто присоединится к нему, и в апартаментах напротив появится засланный. А там, глядишь, через пару деньков, а возможно и через несколько часов, в аэропорту Далласа высадится Талейников, и охота начнется.

Но русский не кретин. Он не полезет в ловушку. Вместо него придет кто-то другой, тот, кому ничего не известно и кому хорошо заплатили за роль подсадной утки. Какой-нибудь ничего не подозревающий пассажир самолета, чье знакомство с Талейниковым возникло на борту авиалайнера и затем переросло в дружбу. Или один из его людей в Вашингтоне, который не имеет прямого выхода на своего шефа. Мужчина, а может, и женщина, не знающая, что европеец на самом деле резидент советской разведки. Среди этих людей будут и подсадные утки, и дичь. Подсадная утка - это манок, то же, что и наживка. Она ничего не знает. Дичь, что стая вспугнутых птиц, - кружит, подает сигнал тревоги, бьет крылом, кричит, оповещая, что наживка взята. Это живность Талейникова, его оружие.

Кто-нибудь да придет в отель на Небраска-авеню. Но кто бы он ни был, инструкции для него будут просты: поселиться в комнатах напротив, отвечать на звонки, никого не упоминать и называться ничего не значащим именем. Рядом станут кружить птицы в ожидании манка, вереща и давая понять, что наживку заглотили. Затем появится хищник пернатый или сразу охотник.

Наверняка Талейников будет действовать так, ибо никакая другая стратегия не применима в данной ситуации. Скофилд действовал бы так же. Три-пять человек в твоем распоряжении, доступные в любое время, расставленные в самых обычных местах, - просто и наверняка. Звонок из аэропорта, или, к примеру, встреча у ресторанчика за городом. Своего рода разминка, и совсем недорогая, если, разумеется, учесть персональную ценность подсадной утки.