Книга Тайные тропы - Георгий Брянцев

Никита Родионович продолжил свою мысль. Он знает, что ее волнует. Она боится признаться ему в своей близости к Родэ. Так это известно не ему одному и это его не пугает. Он думает сейчас о другом: в состоянии ли она порвать с Родэ?

— Он меня убьет, — вырвалось у Варвары Карповны, и она оглянулась на дверь, за которой слышались голоса гостей. — Он мне однажды сказал: «Вы знаете слишком много для живого человека». Нет, я приговорена... Как быть? Где найти выход? Как оправдаться?..

В голосе ее слышалось отчаяние.

— Оправдаться? Перед кем? — спросил Ожогин.

— Перед русскими, конечно. Неужели вам не понятно? — Опустившись на диван рядом с Ожогиным, Трясучкина подобрала под себя ноги.

Никита Родионович некоторое время молчал, внимательно рассматривая свои ногти. Он колебался: поставить вопрос ребром или сделать только намек, пробный шаг, разведку. Остановился на последнем.

— Оправдаться, конечно, можно, но сделать это не легко.

— Но все-таки можно? — с надеждой в голосе спросила Варвара Карповна.

Он утвердительно кивнул.

— Что же для этого требуется, по-вашему?

— По моему мнению — многое.

— Именно?

— Смелость, решительность, желание...

— И только? — облегченно вздохнув, сказала Варвара Карповна, как будто тревожившие ее сомнения сразу же разрешились.

— Это не так мало, на мой взгляд.

— Вы думаете, что у меня нет желания?

— Желание, возможно, и есть, а вот...

— Вы имеете в виду смелость и решительность? — перебила Варвара Карповна.

— Да, да. Именно это.

— Вы не знаете меня...

Ожогин молчал.

— Но как? Как? — спохватилась вдруг Варвара Карповна, вспомнив, что главного она так и не выяснила.

Ответить Никите Родионовичу не удалось. В комнату вошел Брюнинг. Увидев беседующую пару, он растерянно пробормотал:

— Ах! Извиняйт! Так сказать: шура-мура! Это есть замечательно, — и быстро ретировался.

Ему на смену явился Трясучкин. Он еле держался на ногах.

— Чему быть, того не миновать, — едва выговаривал он заплетающимся языком, — червь есть червь.. Рожденный ползать летать не может...

Никита Родионович, желая окончить беседу, тихо сказал Варваре Карповне:

— Насчет «как» я вам дам совет, только пока не обостряйте с ним отношений.

Варвара Карповна удивленно подняла глаза.

— Вы поняли меня?

Она кивнула головой.

— Я имею в виду Родэ, — совсем шопотом проговорил Ожогин и, пожав Варваре Карповне локоть, поднялся с дивана.

16

К подготовке взрыва электростанции был привлечем старик Заломов, или, как его просто звали, «Старик». Это прозвище, надо сказать, не совсем соответствовало внешности Заломова — для своих пятидесяти семи лет он выглядел молодо. Но Заломов на прозвище не обижался: «А мне все одно, как бы ни звали, лишь бы на рюмашку позвали». И верно — Заломов часто бывал в «приподнятом» настроении. «Люблю, грешник, выпить, — говорил старик. — Профессия такая, требует градуса.»

В пятницу вечером у Анны Васильевны Заболотько собрались Тризна, Грязнов, Повелко и Заболотько. Обсуждали все тот же вопрос — взрыв электростанции. Осуществление намеченного плана срывалось по независящим от группы обстоятельствам. Повелко никак не мог попасть днем во двор станции, а без него обнаружить место выхода шнура не удавалось. Борис Заболотько, как монтер управы, бывал на станции и дважды пытался разыскать условное место, но безуспешно.

Дело в том, что от взрывной массы, заложенной глубоко под площадки и фундаменты основных агрегатов станции, в свое время был протянут детонирующий шнур. Его уложили в неподвергающуюся порче изоляционную трубу и вывели наружу сквозь глухую стену электростанции на высоте полуметра от земли. И этот-то конец шнура надо было найти.

— Сами поймите, — оправдывался Заболотько, хотя его никто и не думал обвинять, — не совсем удобно получается. Два раза появлялся на станции. Могут заметить.

— Не годится, не годится, — согласился Андрей.

— Ну, первый раз я еще смог на стену посмотреть, а второй раз не удалось, народ ходит. Если бы ночью — другое дело.

— Значит, ничего не заметил? — спросил Повелко.

— Ничего. Отмерил от угла, как говорили, ровно восемь шагов, осмотрел все кирпичи в стене...

Повелко обеими руками поскреб остриженный затылок и уставился на свою схему. Нет, он тоже не ошибся — ровно восемь шагов от угла и восьмой кирпич от земли...

— Может быть, там снегу намело? — высказал предположение Игнат Нестерович.

— Снегу много. Очень много, — подхватил Заболотько, как бы ища оправдание тому, что не смог обнаружить замаскированный конец шнура.

— А ведь Игнат Нестерович прав, — заметил Андрей. — Снега всюду навалило уйму. От земли, возможно, и восьмой ряд, а от уровня снега — пятый или шестой...

Повелко в раздумье покачал головой. Возможно, конечно, что и снег виноват, а возможно и нет.

Игнат Нестерович, как обычно, шагавший по комнате, остановился перед сидящими, скрестил на груди руки и, после небольшой паузы, медленно сказал, что Заболотько больше на станцию посылать нельзя. Надо придумать что-то другое.

Все выжидающе посмотрели на него. Но Тризна так и не сказал, что именно «другое».

Наступила тишина.

Ветер сердито завывал в трубе, пробивался с дымом через горящую печь в комнату. Слабенькое пламя двух свечных огарков колебалось, по лицам плясали тени.

— Не может быть! — и Повелко стукнул кулаком по столу. Пламя свечей вздрогнуло. — Неужели откажемся от плана? Эх, до чего обидно... Выбрался из лагеря, а помочь делу не могу.

Неожиданно в окно кто-то постучал. Переглянулись. Заболотько дал знак Повелко, и тот мгновенно скрылся-в кухне. Стук повторился.

— Пойду, — сказал Заболотько. — Все в порядке. Без паники, — добавил он, надевая пальто и шапку.

Игнат Нестерович сел за стол рядом с Грязновым.

В передней послышались шаги, громкий разговор, и в комнату вошел, весь запорошенный снегом, старик Заломов.

У Тризны и Грязнова невольно вырвался вздох облегчения.

— Носит тебя нелегкая в такую погоду... — выдал свою тревогу Игнат Нестерович.

— А мне погода нипошем, самый раз, — ответил Заломов, старательно сбивая рукой снег с изодранного полушубка.

Вернулся Повелко. Он радостно обнял старика.

— Гуляешь сегодня? — спросил он Заломова.