Книга Бесконечная свобода - Джо Холдеман

Мэригей переключила изображение на панораму планеты. Сначала она просто вращалась под нами: несколько тонких облачков на фоне неровного белого снежного покрова. Люди оживленно заговорили между собой, послышались сочувственные вздохи.

Но уже спустя несколько минут, когда наше движение стало заметным, разговоры прекратились. Люди молча сидели и смотрели на экран, погрузившись в свои мысли; возможно, это была какая-то разновидность гипнотического транса.

Вот на краю экрана появился один изогнутый горизонт, а затем, на противоположной стороне, другой. Они неуклонно сближались, и спустя пятнадцать-двадцать минут планета обратилась в большой шар и продолжала уменьшаться.

Мэригей, пошатываясь, спустилась по лестнице и села рядом со мной.

— Прощай, прощай, — шептала она, и я повторял это слово вслед за нею. Но, думаю, что, говоря это, она прощалась прежде всего с нашим сыном. А я же прощался с планетой и со временем.

По мере того как планета уменьшалась, удаляясь, я чувствовал некое странное прозрение, порожденное наукой и математикой. Я знал, что пройдет месяц — 34,7 дня — прежде чем мы разгонимся до одной десятой скорости света и официально вступим в царство теории относительности. И пройдут еще месяцы до того, как релятивистские эффекты станут заметны при взгляде на звезды.

Но на самом деле мы уже вступили в это царство. Огромная сила, которая заставила палубу судна обратиться в пол, уже изгибала пространство и время. Правда, наши разумы и тела не были достаточно тонко организованы для того, чтобы непосредственно ощутить это. Но ускорение уже медленно уносило нас прочь от мирской иллюзии, которую мы именовали действительностью.

Большая часть вещества и энергии во вселенной, благодаря своим огромным массам или скоростям, живет в царстве теории относительности. Мы должны были вскоре присоединиться к этому обществу.

Глава 2

Изображение Среднего Пальца находилось в центре экрана еще около двух дней, постепенно уменьшаясь Затем оно превратилось в яркую звезду, вскоре исчезнувшую в ярком сиянии Мицара. Но уже к концу первого дня, чтобы глядеть на светило, нам даже не требовались светофильтры: Мицар был лишь самой яркой из звезд на небе, и только.

Люди постепенно приступали к своим делам. Они знали, что многие из их занятий были надуманными — корабль при необходимости мог вести полет самостоятельно. Даже уход за сельскохозяйственными культурами, входившими в систему жизнеобеспечения, в основном контролировался его электронным мозгом.

Порой я испытывал беспокойство от того, что корабль был разумным и обладал самосознанием. Он мог сильно упростить свое существование, отказавшись от поддержания жизни своих пассажиров.

Ну а мы, в свою очередь, могли отстранить корабль от управления полетом. В этом случае капитанство Мэригей, являвшееся сейчас в значительной степени символическим, стало бы реальным и тяжелым бременем. Действительно, «Машиной времени» можно было управлять без ее мозга, но это было бы устрашающей авантюрой.

Пятнадцать детей, имевшихся на борту, нуждались в родителях и преподавателях, и благодаря этому некоторые из нас получили реальное занятие. Я преподавал физические науки; кроме того, среди моих обязанностей имелась и должность «отец», хотя в основном эта моя функция сводилась к тому, чтобы как можно реже попадаться на глаза Саре.

Все, у кого не было детей, участвовали в различных долговременных проектах. Многие, конечно, были заняты созданием и препарированием сценариев нашего поведения через сорок тысяч лет. Я относился к этим занятиям без большого энтузиазма. Мне казалось, что единственной стоящей моделью будущего была «tabula rasa», чистый лист, с которого мы начнем, когда по возвращении не обнаружим никаких признаков присутствия человечества. В противном случае мы окажемся неандертальцами, зарабатывающими на жизнь невнятными сагами о звездных скитаниях.

(Шериф, естественно, склонялся к сценарию, согласно которому за сорок тысяч лет человечество не должно было измениться практически ни в чем, лишь шире распространиться по физической вселенной. С какой стати Человек мог пожелать измениться? Мне же казалось более вероятным, что Человек, отказываясь допускать изменения своей природы, неминуемо скатится к полному одичанию, повинуясь закону нарастания энтропии.)

Несколько человек писали историю нашего рейса. Я замечал, что они с жадностью ожидали каких-нибудь неприятностей. Отсутствие новостей является дурной новостью для историков. Другие изучали социальную динамику нашей небольшой группы, что, вероятно, заслуживало внимания. Социология с уникально уменьшенным набором переменных.

Многие принялись писать романы, сочинять музыку или иными способами пробовать силы в искусстве. Каси сразу же принялся терзать свое бревно, а Алиса Бертрам на второй же день объявила о прослушивании актеров для пьесы, над которой она работала; причем актерам предстояло участвовать и в написании самого произведения. Сара одной из первых явилась на пробу и была выбрана. Она хотела, чтобы я тоже попробовал свои силы, но заучивание многостраничных диалогов всегда казалось мне разновидностью моральной пытки, и я отказался.

Конечно, мое положение в совете могло избавить меня от многих подобных волнений. Но с началом рейса количество наших дел резко убавилось.

С возникновением искусственной тяжести корабль полностью преобразился. Во время орбитального дрейфа полы были всего лишь досадными препятствиями, из-за которых по судну приходилось передвигаться сложными извилистыми маршрутами. Положение «Машины времени» в пространстве воспринималось как горизонтальное, у нее имелись нос и корма, как у водного судна. Но теперь появилось ускорение, и корма превратилась в «низ». С начала полета прошло не больше часа, а Диане уже пришлось лечить первый перелом: Эми, прожившая при невесомости несколько месяцев, по привычке решила проплыть вниз по лестнице.

Когда это произошло, я понял, что у нас нет инспектора по технике безопасности. Таким образом я обрел новое занятие, но решил еще и завести себе помощника, искушенного в гражданском строительстве. Людей, владевших этой специальностью, оказалось трое, и одна из них была Кэт. Полагаю, я остановил свой выбор на ней, чтобы не казалось, будто я ее избегаю.

Нельзя сказать, чтобы я питал к Кэт дурные чувства, хотя никогда не чувствовал себя полностью свободно в общении с нею. Конечно, она была рождена, если можно так назвать процесс ее появления на свет, на девять столетий позже, чем я, и произошло это в мире, где гетеросексуальность воспринималась как серьезное несчастье, и являлась такой редкостью, что большинство людей даже и не сталкивались с этим проявлением человеческого естества. Но ведь такая же психология была от рождения присуща и Чарли с Дианой, нашим лучшим друзьям.

Правда, некоторые из них были более склонны к гетеросексуальности, чем остальные; связи Чарли с парнями были очень немногочисленными. Я подумал, какова в этом отношении Кэт, оставившая мужа на планете. (Хотя сам этот факт был не таким уж и дурным. Альдо все равно не годился ни на что, кроме игры в шахматы и го.)