Книга Правила игры - Владимир Аренев

– Бог Войны приветствует вас, господин, – пророкотал жрец. – Что…

– Мне нужно видеть Тиелига, – оборвал его Вэтнэкл. – Сообщение от Пресветлого Талигхилла. Срочное.

– Ступай за мной, – велел жрец.

Он направился к алтарю – высокому, со скульптурным изображением Ув-Дайгрэйса, – приоткрыл маленькую дверцу, таившуюся в стене, и жестом пригласил Вэтнэкла войти.

Молодой воин колебался недолго. Нагнувшись, он шагнул сквозь дверной проем и оказался в узком коридоре. Коридор выгибался натянутым луком, а концы его скрывались за поворотами. Сзади кашлянул жрец, Вэтнэкл смущенно отошел от двери, и тогда в коридор пробрался его провожатый. Он запер за собой дверцу и, не задерживаясь, направился в левый отрезок коридора. Вэтнэкл последовал за жрецом.

За время пути они повстречали всего одного человека. Жрец удивленно посмотрел на Вэтнэкла и его проводника, но, смолчав, отправился дальше по своим жреческим делам. А проводник уже стучался в невысокую деревянную дверь.

– Не заперто.

– К вам посланник, господин, – сообщил проводник. – От Пресветлого Талигхилла.

– Пускай войдет.

Вэтнэкл вошел.

Келья, в которой он очутился, была не слишком просторной, но одному человеку жить можно было. Этот самый человек сидел сейчас у стола и прихлебывал из пиалы душистый чай. Тиелиг внимательно посмотрел на молодого воина:

– Приду. Вот только чай допью.

Скороход – уже усатый, но еще юнец – покачал головой:

– Срочно, господин! Пресветлый Талигхилл велел… Жрец оборвал его небрежным жестом левой руки. Пиала в правой даже не покачнулась.

– Ты слышал мой ответ. Ступай.

Младший жрец мягко подтолкнул посланца к выходу, поклонился Тиелигу и закрыл за собой дверь, оставляя верховного наедине с собственными мыслями и недопитым чаем.

И как только таких молодых отправляют с подобными поручениями?

Тиелиг отогнал прочь вздорную мысль, оказавшуюся здесь совершенно некстати.

Началось.

Эта мысль тоже была некстати.

Он допил чай, отставил пиалу и начал собираться. В общем-то, особенно собирать было нечего: посох, нараг с ножами, несколько мешочков с чаем, бальзамы всякие, то да се. Мудрый живет долго, наживает мало. Потому, кстати, и живет долго.

Тиелиг вышел из кельи и прикрыл за собой дверь – не плотно, так, чтобы не нанесло через порог мусор. Воровать в храме некому. Тем более у верховного жреца. Да и уходит он не навсегда. Просто дела скорее всего потребуют его присутствия во дворце – в течение нескольких дней. Руалнир ведь просил приглядывать за сыном. А если судить по лицу скорохода, приглядывать за Талигхиллом придется. И очень внимательно.

… Началось…

ДЕНЬ ПЯТЫЙ

– А что же дальше? – требовательно спросил кто-то, и я узнал дрожащий голос Карны.

– Госпожа, – немного укоризненно проговорил Мугид. – Вам ли, историку, этого не знать?

– Но в летописях нет упоминания о верховном жреце Ув-Дайгрэйса Тиелиге, – возразила девушка. – И о многом другом тоже.

– Да, разумеется, вы правы, – согласился старик. – И обо 'всем этом вы узнаете в свой срок. Просто я хотел, чтобы мы все пообедали перед тем, как продолжим.

– Сегодня? – уточнила Карна.

– Сегодня, – заверил ее повествователь.

Девушка немного успокоилась. Внимающие нехотя поднимались из кресел и выходили наружу. Меня – кажется, это уже стало дурной привычкой! – ухватил за рукав Данкэн и вынудил приотстать

– Пойдемте прогуляемся, – предложил он мне. – Конечно, это лишит нас обеда, а в сложившихся обстоятельствах сие не очень хорошо, но зато я покажу вам кое-что достойное внимания.

– Надеюсь, не раритет из местной библиотеки? – ядовито поинтересовался я.

– Нет, – улыбнулся журналист. – Отнюдь. То есть, конечно, могу и раритет показать, их тут несколько, но, думаю, вам будет интереснее узнать о причине ночного шума.

– Данкэн, вы склонны преуменьшать, – заметил я. – То, что случилось, вы называете «ночным шумом»?.. Далеко идти-то?

– На самый верх башни, – предупредил журналист. – Но иначе показать вам это, не привлекая внимания других, будет сложновато.

– Вы считаете, что, отказавшись от обеда, мы не привлечем их внимания?

– Нет, если потом, когда вернемся в повествовательную комнатку, вы станете расхваливать раритеты…

– … которых я в глаза не видел, – добавил я.

– Что-нибудь придумаете, – небрежно кинул Данкэн. – Они небось их тоже не видели

Как выяснилось в течение нескольких следующих минут, лестница в башне была очень длинной. А ступеньки какими-то чересчур низкими – одной мало, а через две уже не перешагнешь. Я шел и ругал все, что только приходило на ум. А еще размышлял о том, что имел в виду Данкэн: «…лишит нас обеда, а в сложившихся обстоятельствах сие не очень хорошо».

Подниматься пришлось долго. Я упарился и запыхался, и утешало только то, что журналист тоже выглядел не лучшим образом. Наконец лестница закончилась, упершись в узкую высокую дверь, и Данкэн самым бесцеремонным образом толкнул эту дверь, она распахнулась, и на нас выплеснулась волна обжигающего холодного воздуха.

– Заходите, не бойтесь. – Журналист шагнул, показывая мне, что бояться на самом деле нечего. Кроме, разумеется, ветра, который пробирал до самых поджилок, заставляя оные безудержно трястись.

– Ну и чем же таким вы желаете меня порадовать, а? – спросил я, щурясь от яркого солнечного света, от которого, признаться, отвык за последние дни. – Местными пейзажами вам вряд ли удастся меня удивить.

– И не думал, – хмыкнул Данкэн. – Вы слишком черствый и ограниченный человек, чтобы удивлять вас пейзажами Себе дороже обойдется. Вон гляньте-ка лучше туда. – Он бесстрашно перегнулся через каменный парапет и тыкал пальцем куда-то вниз.

Мне, признаться, подобный подвиг удался с большим трудом. Не в смысле пальцем тыкать, а в смысле перегнуться через парапет. Падать было далеко, тут не то что всю жизнь, тут много чего вспомнить можно. Хотя… Что, кроме жизни, еще вспоминать?..

Глупые какие-то мысли в голову лезут. Крайне несвоевременные. Особенно если учесть…

Я отшатнулся, захлебываясь на вдохе и отказываясь верить своим глазам. Потом задрал голову вверх: над нами возвышалась односкатная крыша, прикрепленная одним своим краем прямо к скале, к которой, собственно, тулилась и вся башня. Между площадкой, на которой мы стояли, и вторым, внешним краем крыши протянулись каменные полосы, оставлявшие щели для бойниц. Из одной такой бойницы и выглядывал наружу Данкэн, я секунду назад смотрел из второй. Еще, кроме огромного пустого пространства, под крышей имелись большие нечищеные колокола. Языков в них не было… словно их вырвали.