Книга Темная материя - Юли Цее

В комиссаре с детства жило такое представление, что за внешним миром скрывается некая первозданная субстанция реальности. У мыслителей более великих, чем он, тоже встречаются такие слова, как вещь в себе, бытие как таковое или, попросту, информация. Наш комиссар называет это сейчас «первоначальный текст», понимая под ним нечто, что скрыто за зримым и поддающимся практическому воздействию бытовым планом обыденной жизни. Этот термин нравится ему тем, что содержит в себе сравнение реальности с рукотворной, сделанной человеком машиной, с рациональным продуктом разума. Ибо в его понимании эта реальность и есть не что иное, как творение, ежесекундно рождающееся в голове каждого отдельного человека. Комиссар давно еще выработал для себя метод, при помощи которого он пытается читать первоначальный текст. Таким способом он подходит к распутыванию поручаемых ему дел. Когда врата, ведущие в бездну, начали открываться перед ним непрошено, то эти явления, наряду с участившимися приступами головной боли, послужили причиной его недавнего похода к врачу.

За спиной послышался шорох пластиковых мешков. Затем возглас и толчок в спину. Удар, казалось бы, должен был сбросить его за край бездны. Ему уже мнилось, что он падает, однако это не вызвало у него страха, а лишь такое огромное нетерпение, что, сделав невольный шаг вперед и почувствовав под ногами твердую почву, он обернулся к обидчику с выражением глубочайшего сожаления на лице. Увидев, какая мина изобразилась на его физиономии, женщина рассмеялась, весело тряхнула кудрями и раздумала извиняться. Вместо всяких слов она, когда комиссар продолжил свой путь, тоже пошла за ним следом. Он не подавал ей руки, не называл своего имени. И вот таскал за собой по центру города туда и сюда, как волочащийся сзади плавучий якорь. Выйдя от врача, он собирался сделать что-то нормальное, например купить кусок пиццы. Сейчас оставалась только одна задача: как отделаться от новой знакомой. Она тащилась за ним с пластиковыми пакетами, в которых, как потом выяснилось, носила с собой все, что ей было необходимо для жизни, она следовала за комиссаром, не удивляясь, почему они то и дело огибают одни и те же углы. У Шильфа не хватило фантазии, а пешеходная зона была слишком мала, чтобы внести больше разнообразия в столь затянувшуюся прогулку. И вот, пока они в который раз останавливались у тех же светофоров, переходили через те же улицы, заглядывали мимоходом в те же витрины, женщина невозмутимо и непрерывно рассказывала о себе.

В шестнадцать лет она начала работать натурщицей в натурном классе и вскоре стала зарабатывать столько денег, что уже не ощущала насущной необходимости учиться какой-нибудь нормальной профессии. Со временем художники приобретали все большую известность, и жалованье становилось больше. Она очень скоро сообразила, что ей платят не за наготу, а за то, что она способна подвижнически терпеть физическое напряжение, необходимое для того, чтобы часами держать одну и ту же неподвижную позу. Она достигла совершенства в умении управлять своей физической болью, притом в условиях тоскливейшего помещения, оживляемого лишь поскрипыванием древесных угольков да изредка — шумными вздохами и охами художников. Замерев в оцепенелой позе, она, к восторгу художников, могла, обернувшись к ним, как бы в испуге, вполоборота, терпеливо простоять так от полудня до самого конца занятий. Слава ее ширилась, передаваемая из уст в уста, заказчики не переводились. Ее столько раз изображали на картинах, говорила женщина, что иногда она невольно спрашивает себя, кто же она такая. В то время как другие корпели в мрачных конторах, она посиживала за чашечкой кофе в садике своего любимого кафе, подставляя лицо ласковому поглаживанию ветерка. Вообще-то, призналась она комиссару, она не рассчитывала, что когда-нибудь придется менять такой исключительно приятный образ жизни на что-то другое. Пока один ортопед не объявил, что ей навсегда нужно отказаться от работы модели, если она не хочет, чтобы постоянное неподвижное стояние напрочь доконало ее спину, колени и локти.

— Ну, что вы скажете об этой истории? — спросила женщина, когда они, словно по уговору, замедлили шаги и остановились на Дворцовой площади перед стеклянной дверью «Макдоналдса».

Комиссар не догадывался, что, разглагольствуя перед ним, она рассказывает какую-то историю. Человек, не задающийся вопросом, кто он такой, не может хорошо разбираться в искусстве рассказывания.

Он произнес это вслух, и женщине понравилось его замечание. Она рассмеялась. У ее ног по земле скакали воробьи, гоняясь за разлетающимися конфетными фантиками и катящимися сигаретными окурками; было ветрено. Комиссара до того утомила продолжительная прогулка, что сама мысль о том, что можно перекусить и выпить чашечку кофе, одарила его острым чувством счастья. В превосходном настроении они дружно зашли в ресторан. На пороге Шильф придержал дверь, пропуская женщину вперед. Ему почудилось, что встречные посетители как-то странно на него посматривают, и он решительным шагом целеустремленно направился вслед за своей дамой к дальнему угловому столику. Женщина устало уселась на скамейку и гибкими движениями скинула с себя куртку. После диагноза, поставленного ортопедом, сказала она, остатков ее сбережений уже едва хватит недельки на две. Она как кузнечик из басни[18]: пока длилось нескончаемое лето, не утруждала себя думами о суровых зимних днях. Поэтому-то она теперь и ищет того, кто бы о ней позаботился.

Тут комиссар понял, что произойдет в следующую минуту. Он сел, снова встал и спросил, чего ей принести. Гамбургер, например, яблочного пирога или куриных обрезков в жирной панировке. На это женщина, бросив на него укоризненный и чуть ли не полный нежности взгляд, сказала, чтобы он спокойно сел и, как цивилизованный человек, подозвал бы официанта, у которого можно спросить меню. Теперь комиссар знал не только то, что сейчас произойдет. У него вдруг возникло стойкое подозрение, что этой женщины, ниспосланной ему одновременно со смертным приговором, на самом деле вовсе не существует. Слишком уж хорошо человек, спрашивающий в «Макдоналдсе» меню, вписывался во все странности его воображения. В ее положении, говорила между тем женщина, продолжая разглядывать его своими зеркальными глазами, свихнуться проще простого. Однако товар, который предлагает нам жизнь, все еще манит ее сильнее, чем потусторонний бред.

И вот комиссар, даже еще не сходив к прилавку, чтобы купить у бледной девицы две порции какой-нибудь еды, уже дал новой знакомой свой адрес и ключи от квартиры. Когда он вечером вернулся к себе, дома к его приходу все было прибрано, пропылесошено, кровать застлана и сварен суп. Когда они во второй раз за этот день сели вместе за стол, она поведала ему, как ее зовут: Юлия.

Это было четыре недели назад. С тех пор комиссар, вставая рано утром, привычно старается не шуметь. В постели лежит и спит его новая подруга.

5

Осторожно ступая по дребезжащим решеткам, Шильф спускается по лестнице. Втягивая сквозь зубы слишком теплый утренний воздух, он разглядывает фасады соседних домов. За всеми темнеющими на них окнами спят люди, погруженные в беспамятство, они лежат слоями друг над дружкой, словно какие-то окуклившиеся гусеницы. Этот образ, нарисованный его воображением, отнюдь не способствует радостному желанию бодро начать новый день, продолжив тем самым свое обычное существование. Точно на середине лестницы заявляет о себе живущий внутри наблюдатель.