Книга Марш Турецкого, или 50 шагов следователя по особо важным делам Генеральной прокуратуры РФ - Фридрих Незнанский

Доля придавал большое значение качеству не только основных, но и второстепенных профессиональных инструментов.

"Будем надеяться, что сегодня клиент ночует дома", подумал Доля, спускаясь в метро.

В "Диету" я, конечно, опоздал. Небритый человек в белом халате, похоже грузчик, дохнул на меня таким перегаром, что резко захотелось закусить.

- Все! Директор велел не пущать! Закрыт магазин!

Да, собственно, что бы я успел купить всего за пять минут? Чуть посомневавшись, я отоварился в киоске почище, где были не только бутылки, но и банки. Скромный ужин следователя, семья которого благополучно отдыхает в Прибалтике: лосось, соленые огурцы, пакет печенья и бутылка водки. Продавец утверждал, что водка высшего класса.

- Да я ж здесь каждый день торгую, зачем мне постоянных клиентов суррогатом поить? Он был едва ли не возмущен моими подозрениями в происхождении напитка. Я только на складах товар беру, никаких левых дел. Могу и сертификат качества показать.

Он стал яростно рыться в недрах ларька, но я милостиво сказал:

- Ладно, ладно, верю на слово. Спасибо.

- Вам спасибо, парень расплылся в улыбке.

Дома, в своем временном жилище у метро "Беляево", я прямо с пакетом в руках набрал Маринин номер:

- Алло! Марин, дуй ко мне, пировать будем! У меня лосось есть.

- А хлеб есть? А картошка? Марина слишком хозяйственно восприняла заявление о предстоящем пиршестве.

- Водка есть, уклончиво ответил я.

- Все понятно, она рассмеялась, жди меня, как соловей лета, сейчас буду.

- Как соловей лета, как рюмку у буфета, как девушку кадета, пообещал я ей.

Хрен с ними со всеми следственными проблемами! Есть кое-что в жизни поважнее. Например, выпить водочки, глядя в веселые глаза Марины. Свой служебный долг я на этот вечер решил заархивировать.

Марина пришла через полчаса, в руках она держала громадную полосатую сумку, набитую продуктами.

- Ну показывай, что ты там принесла, фея из страны жратвы. Я строго смотрел на Марину, хотя мне очень нравилось, что она вдруг проявила такую поистине материнскую заботу обо мне.

Я был… как бы это получше сформулировать… Ну тронут, что ли… Она выуживала пакеты.

- Так… вот хлеб, это картошка…

Можно в мундире, предложил я, с сомнением глядя на картошку.

- Да ладно, я сама почищу, рассмеялась Марина, это вот перец фаршированный, нужно только подогреть, он из кулинарии, ужасно вкусный, а это…

Она торжественно извлекла красиво оформленную коробочку с аппетитными шоколадными крошками, орешками и зернышками на яркой картинке:

- Это мюсли!

- Мюсли? опешил я.

- Именно! Как я могла устоять перед таким названием? Сейчас и узнаем, что это такое. Нет, лучше позже, они, похоже, сладкие.

Я повертел коробку в руках, на ней и вправду по-немецки было написано: "Мюсли". Охренеть можно, честное благородное слово.

Прямо- таки страшно "помюслить", чего только сейчас нет? Даже торт "Птичье молоко" и тот на каждом углу. Раньше на него запись в магазине вели чуть ли не на месяц вперед, а нонеча ешь, только рот успевай разевать. Да двадцать тысяч не забудь из кармана выложить.

Впрочем, до десерта у нас дело не дошло. Умяв две тарелки румяной, нажаренной Мариной картошки и съев почти всего лосося, потому что Марина едва притронулась к еде, а также распив на пару полбутылки водки, мы почему-то оказались совсем не за чайным столом, а вовсе наоборот в постели.

Среди ночи я встал, чтобы попить воды. Потом пришел из кухни в комнату и, стоя у раскрытого окна, закурил. Там, в доме напротив, горело всего два или три окна, ночной воздух был прохладным и нежным. Я взглянул на Марину.

Она безмятежно спала, раскинувшись на кровати. Одна рука лежала поверх простыни, другую она подложила под голову. Она сладко причмокнула во сне.

И тут я увидел наглого жирного комара на стене. Такого я стерпеть не смог. Схватив с тумбочки какую-то газету, я свернул из нее орудие убийства.

От громкого хлопка Марина не проснулась. И хорошо ведь я промахнулся. А не так-то легко признаться возлюбленной в своем поражении в битве с крошечным беззащитным насекомым.

Отбрасывая газету в угол, я машинально взглянул на нее. Это была "Вечерняя Москва", которую я конечно же еще не читал. Мне бросился в глаза витиеватый заголовок "У Шерлока Холмса есть собственный клуб". На фотографии веселые люди в клетчатых кепках демонстративно курили трубки в каком-то интерьере. Под фотографией жирным шрифтом в рамочке было набрано: "Очередное заседание Клуба состоится завтра, 9 августа, в 19.00 в Центральном доме медработника".

Что ж, каждый сходит с ума по-своему, пожал я плечами, укладываясь на свободное место. Все-таки Марину пришлось чуть подвинуть. Но она продолжала спать как сурок.

Я проснулся под звуки песни.

"Я буду долго гнать велосипед, среди полей его остановлю…" Дальше слова песни обрывались, превратившись в простое намурлыкивание мелодии, видимо, Марина знала только эти первые строки.

Приятной неожиданностью было то, что она не просто пела, а сопровождала пением трудовой процесс.

Мой одежный шкаф был настежь распахнут, и Марина по одной выуживала из его глубины мною постиранные, но не поглаженные рубашки. В комнате приятно пахло свежевыглаженной тканью.

Это напоминало мне детство, когда мама перед школой гладила мне белую рубашку и пионерский галстук. Только она обычно не пела.

Марина не заметила, что я проснулся, и я мог сквозь полуприкрытые веки наблюдать за ней. Трудно было поверить, что эта неорганизованная и взбалмошная девчонка может с таким старанием и так рано поутру отглаживать воротнички мужских рубашек.

Сам процесс, похоже, доставлял ей удовольствие. Да и мне, честно сказать, тоже. То есть я имею в виду, конечно, не процесс глажки, а исключительно наблюдение за тем, как это делает для меня красивая женщина.

- О! Да ты, никак, проснулся! обрадованно спросила Марина, заметив неуловимые, как мне казалось, движения прикрытых век.

- Угу, честно ответил я.

- Подглядываешь? с деланной укоризной сказала она. Иди умывайся и вари кофе, я тут тебя обихаживаю, а ты, уж будь добр, меня корми.

Я быстро натянул джинсы и футболку и отправился умываться. Перед тем как варить кофе, я заглянул в комнату и застыл от удивления. Покончив с рубашками, Марина занялась маскарадом.

Она надела мой прокурорский китель и подаренную матерью кепку цвета хаки, которую я никогда не носил, сочтя слишком экстравагантной. Марина рассматривала себя в зеркале. По мне, так она напоминала глупого подростка, но ей, видимо, казалось иначе.