Книга ...И грянул гром - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чудецкий между тем уже подготовил штакет,[14]набил марихуаной, отсыпав ее из кораблика,[15]однако, прежде чем подать уже готовую папиросу Агееву, честно предупредил:
— Тема крутая, так что поосторожней.
— Не учи дедушку детей рожать, — отозвался Агеев, принимая от Чудецкого добротно и умело забитый косячок. — Когда в Афгане торчал, только этим и жили.
Вассал с нескрываемым интересом покосился на Агеева. Судя по его взгляду, такие люди нужны были и в Москве.
А Голованов время от времени косился на Чудецкого, и в его груди нарастало что-то нехорошее. А мозги сверлила въедливая, навязчивая мыслишка: «Бог ты мой! Да тот ли это Дима Чудецкий, один из талантливейших учеников Ирины Турецкой, которого ждет дома мать?! Господи, вразуми дурака!»
Уже поздним вечером, когда наконец-то отпустило неприятное ощущение накатывающей тошноты, а в своей комнате похрапывал Агеев, Голованов принял горячий душ, заварил в бокале щепотку крупнолистового цейлонского чая и только после этого набрал по мобильнику телефон Сергачева. Вкратце пересказал ему разговор с Похмелкиным-младшим, не забыл и про застолье, которое устроил им Вассал. Судя по широте размаха, с прямой подачи все того же Похмелкина.
— Великолепно! — подытожил результаты первого дня пребывания в Краснохолмске Сергачев. И добавил напутственно: — Главное теперь для вас — не проколоться при разговоре с Ником. Умен, собака, и осторожен!
«Мальчик ты мой, — вздохнул Голованов, — ты еще девственником был, когда я душманам рога крутил! И если бы я или тот же Филя Агеев хоть разок в чем-нибудь прокололись, мы бы уже давным-давно превратились в „груз двести“.
Сергачев попытался было выдать еще несколько ценных указаний, однако Голованов даже слушать его не стал.
— Что-нибудь существенное по факту убийства есть? — спросил он, когда Сергачев закруглил наконец-то свой монолог.
— Вы имеете в виду Бая? — с ноткой недовольства в голосе уточнил Сергачев.
— Естественно.
— Да как вам сказать… — на секунду-другую замялся Сергачев. — Пока что ничего нового, но… — В его голосе уже звучали едва уловимые металлические нотки. — Этим вопросом занимается Краснохолмская прокуратура, и нас с вами это убийство должно волновать менее всего.
— Боюсь, что это далеко не так, — буркнул Голованов и, пожелав Сергачеву доброй ночи, выключил мобильник.
За годы командировок в горячие точки, когда работать приходилось более чем в экстремальных условиях, у него выработалось то самое чувство, которое предупреждало его о приближающейся опасности, которое его никогда не подводило и которое иные профессионалы называют шестым. Он бы и сам не смог определить точно, в чем конкретно все это выражается, однако знал: тренькнул звонок в голове, засосало в груди — немедленно группируйся и готовься к чему-то нехорошему. К этому ощущению постоянно вибрирующего «звонка» моментально подключались его мозги, и начинался расклад карт как в королевском пасьянсе. Порой даже помимо его собственной воли.
Впрочем, он уже догадывался, какую «неприятность» может принести убийство Бая. И его злило откровенно примитивное непонимание Сергачевым той угрозы, которую несла в себе эта мок-руха.
Он поднялся, достал из холодильника охлажденную бутылку минеральной воды, сковырнул пробку с горлышка и, когда почувствовал, как холодная, исходящая пузырьками вода осаживает в груди неизвестно с чего бы вдруг появившееся чувство неприязни к Сергачеву, уже более спокойно разложил по полочкам события прошедших суток. И сам же себя обругал, что «накручивает спираль» на голом месте.
— Идиот! Мазохист!
В тишине номера люкс это самобичевание показалось более чем смешным, и он покосился на дверь комнаты, в которой почивал менее впечатлительный Агеев.
— И с чего, спрашивается, завелся? — негромко пробурчал Голованов и покосился глазом на лежавший на журнальном столике мобильник. Он уже догадывался, с чего бы это он завелся, однако сам себе боялся в этом признаться.
Считай, уже двое суток, как расстался с Мариной, и уже снова хотел ее видеть. Он догадывался, что это у него не просто желание понравившейся ему женщины, здесь уже нечто большее, может быть, даже то самое, что у него так и не сложилось с женой, и теперь он боялся, что может потерять ее.
Случись вдруг что-нибудь с ее Димкой, и Марина этого ему не простит. Наверное, не простит.
Он посмотрел на часы. В Москве еще было вполне приемлемое для телефонных звонков время, и он потянулся за мобильником. Знал, вернее, догадывался, что Марина ждет от него звонка в любой час дня и ночи.
Отозвалась она сразу же, и по тому, как она произнесла его имя, Голованов вдруг окончательно осознал, что уже не сможет уйти от этой женщины.
— Ты почему так долго не звонил? Ты же знаешь, я…
— Задергался, — признался он.
— А Димка?.. — на выдохе спросила она. — Ты… ты что-нибудь узнал?
И замолчала, видимо со страхом ожидая ответа.
— С ним все нормально, — успокоил Голованов Марину. — Даже…
— Сева, ты… ты меня не обманываешь? — с дрожью в голосе спросила Марина, готовая разрыдаться.
— Глупышка! — как можно мягче произнес он. — Подобными вещами не шутят.
Он замолчал было, ощутив в груди давно забытое чувство ревности, однако тут же заставил себя взбодриться.
— Но и это еще не все. Должен доложить тебе, что я уже успел с ним познакомиться, и… и он сейчас спит в номере напротив.
В мобильнике зависла длительная пауза, и Голованов уж было хотел напомнить о себе, любимом, как вдруг послышался приглушенный всхлип:
— Сева… милый… ты… ты не обманываешь меня?
— Зачем? — удивился он.
— Ну… — И тут же: — А почему же он тогда за все это время не позвонил мне ни разу?
— А вот это ты уже у него самого спросишь, когда он домой вернется, — прокомментировал Голованов. — А заодно спросишь…
— А когда… когда вы обратно… в Москву?
— Пока что точно сказать не могу, но думаю… в ближайшее время.
— А почему не сейчас?
— Да как тебе сказать, — замялся Голованов, — можно было бы, конечно, и прямо сейчас, однако все это не только от одного меня зависит.
В мобильнике повисла напряженная, тяжелая пауза.
— Он что… Дима… настолько серьезно во что-то влип?
Голованов обреченно вздохнул:
— Пока что ничего конкретного тебе сказать не могу, но одно обещаю точно — скоро вернемся. Буквально днями.