Книга Книга - Алекс Тарн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если — что?
— Ну, не знаю…
— Так какого же ты рожна лезешь, если не знаешь? Эй! Где ты? Эй!!
Нет ответа. Пропал. Темной стеной стоит непроницаемый лес, молча стоит, тесно, ствол к стволу, клинок к клинку, беда к беде. Ушел человек, шагнул, не подумав, на звон птичьего пения, на запах синего ельника, на влажный проблеск красного подосиновика… ушел и сгинул. Потому что нет возврата, и ничего уже не поправить. Ничего. Ничего.
Клим прополз назад в пещеру, включил фонарь. Пыль уже немного улеглась, тонкой пленкой покрыла гладкий пол. Хочешь собрать и просеять?.. Он провел ладонью по стенам, уже просто прощаясь, уже даже не ища намека на рукотворную нишу… ничего! Да и что там может быть, идиот? Сколько раз тебе повторять: кумраниты не закапывали свои свитки. Если бы что-то здесь было, то это «что-то» мирно стояло бы в углу в виде высоких глиняных кувшинов. Ты видишь тут кувшины? Нет? Ну и дуй отсюда, признай уже очевидное…
— Отчего же не закапывали? Закапывали. Был такой случай, с медным свитком, помнишь?
— У входа в Третью пещеру? С подробнейшим описанием мест захоронения сокровищ? Тот, что обнаружили при помощи миноискателя? Да-да, было такое… Эх, Клим, Клим… все не уймешься? Хватит уже, хватит…
Клим еще некоторое время постоял в задумчивости, светя по полу подсевшим фонарем и двинул в обратный путь. Он даже не стал просеивать последний мешок, так и ушел, не оглядываясь, унося с собой весь инструмент, который обычно оставался в пещере. Больше возвращаться к Носу Сатаны Клим не намеревался.
Он вернулся туда на третьи же сутки. Проклятая пещера не отпускала, тянула к себе через пустыню; Клим постоянно обнаруживал, что думает о ней — во время работы, еды, разговора с товарищами, которые уже не раз высказывали удивление его непонятной рассеянностью. Но худшее происходило ночью: он силой гнал от себя непрошенные мысли, а они возвращались… вернее сказать, они никуда не уходили, и в итоге Клим сдавался и засыпал, не видя перед собой ничего, кроме гладкого пола, покрытого тонкой пленкой пыли, и нетронутых стен, и привычных галлюцинаций в виде кувшинов. Правда, во сне кувшины оказывались настоящими… Клим гладил их шершавые стенки, приподнимал, покачивал, ощущая тяжесть содержимого и испытывая при этом невероятное счастье… пока вдруг не наступал момент, когда глина рассыпалась у него в руках, опадала, как просеиваемая пыль, и тут выяснялось, что внутри нет ничего, ничего, и невероятное счастье оборачивалось столь же невероятным отчаянием, и он просыпался в холодном поту, садился на койке и первая же связная мысль, которая приходила ему в голову, крутилась вокруг того, как бы получше объяснить археологам, зачем это ему вдруг понадобился металлоискатель.
А потом все как-то связалось само собой: вечером в среду Амит поинтересовался, отчего это Клим перестал ездить к археологам? Клим замялся, не зная что ответить, и вдруг сказал, неожиданно для самого себя:
— Вовсе не перестал… как раз сегодня и собирался.
Ну, а уж коли сказал, то пришлось и ехать… — во всяком случае, так он оправдывался перед собой, уже спускаясь на грузовичке по дороге Алона. В конце концов, поездка к археологам вовсе не предполагала обязательного похода к пещере: можно было просто посидеть за чашкой кофе с друзьями, например, с Ханной, красивой аспиранткой из Иерусалимского университета, отношения с которой уже давно могли бы перерасти во что-то намного более серьезное, чем легкий, ни к чему не обязывающий флирт… могли бы, если бы не его дурацкая обсессия. Если бы он, засыпая, думал о Ханне, а не о пыльных глиняных черепках…
В Кумран Клим приехал с железным намерением так и поступить; он уже твердой решительной поступью направлялся к знакомому вагончику, из которого слышались веселые голоса… он уже… он…
Он почувствовал этот забытый на скамье металлоискатель еще раньше, чем увидел его, — видимо, посредством своего «железного» намерения, не иначе. Ведь если металлоискатель чует железо, то и железо должно его чуять, не так ли? Клим стоял у скамейки в полном смятении. Сердце колотилось в груди, как перед первым поцелуем.
— Ну что ты мучаешься? — сказал он сам себе. — Ну возьми его, коли он уже тут лежит. Возьми и избавься от этого наваждения раз и навсегда. Всего лишь еще одна попытка, последняя, для очистки души. А то ведь свихнешься, честное слово, свихнешься…
Последние слова этой убедительной речи Клим произносил уже по дороге к пещере. Прибор висел у него на плече. Ну а лопата зачем? — Какая лопата?.. Ах, эта? А лопата — так, по привычке. Вместо палки, вот зачем. Опираться ведь на что-то надо, разве не так? Клим весело тряхнул головой. Брось ты оправдываться, парень. Зачем бороться с волной, несущей тебя туда? Можно подумать, что ты делаешь что-то постыдное… расслабься… копай, где копается.
Откинув сомнения, он будто отпустил тормоза, распахнул ворота конюшни, где в темной тесноте томился табун, и теперь на душе было чисто и просторно. Клим не шел, а летел… он словно возвращался домой после долгой отлучки. Вот и Нос Сатаны. Последний мешок так и лежал у подножия стены, в точности там, где остался три дня назад. Клим привычно вскарабкался наверх. Странное дело, теперь он совсем не чувствовал вони, а может, она просто перестала ему мешать. Он любил эту пещеру, и пещера любила его. Клим погладил ее шероховатую стену. Он не зажигал света — зачем, если все тут известно ему наощупь? Он здешний житель, летучая мышь… кто сказал, что эта пещера пустая? Она наполнена счастьем до самых краев! Может быть, поэтому здесь так трудно дышать?
Климу вдруг захотелось спать… все-таки он очень устал… трудно бороться с самим собой: в этой борьбе нет победителя. Он лег на гладкий приятный пол, повернулся, устраиваясь поудобнее… что-то мешало… какой-то квадратный футляр под боком. Что это? Ах, да — металлоискатель! Клим сел и включил прибор. Металлоискатель немедленно запищал, экранчик засветился, ворочая стрелкой и пульсируя столбиками силы сигнала. На что он реагирует? На лопату? Или на фонарь? Клим повел рукой, и задохнулся. Сердце ухнуло куда-то вниз, помедлило, словно раздумывая, стоит ли возвращаться и, решившись, подпрыгнуло уже к самому горлу. Сигнал шел из глубины пещеры, оттуда, от дальней стенки… ну-ка… нет, не от стенки, а из-под пола. Из-под пола!
Стоп! Клим вытер пот с лица. Это наверняка галлюцинация, парень. Отдышись, приди в себя, глотни кислородика… тут-то, внутри, не хватает, вот и чудится всякая хрень. Он выполз наружу, хватая воздух широко открытым ртом. Чего-то не хватало и снаружи… чего?.. ах да: обычно галлюцинации сопровождались головокружением и балетом цветных пятен перед глазами. Но сейчас ничего этого не было и в помине. А значит, и галлюцинации не было! Зато сердце продолжало колотиться у горла. Ты действительно что-то нашел. Ты так хотел найти и нашел. Теперь главное — не сдохнуть от радости. Ребристая поверхность скалы, казалось, подрагивала под ударами его сердца. Еще три дня назад ты лежал здесь же, полумертвый от собственного отчаяния, и вот… как же это все вынести, Господи, как вынести?!
Он вернулся в пещеру. Так. Теперь надо отключиться. Просто работать и все. Копать. Ты копаешь лучше всех на свете. Он попробовал пол лопатой… нет, здесь глухо… здесь?… здесь?… Клим усмехнулся, словно увидев себя со стороны: ни дать ни взять — зубной врач в пасти великана. Лезвие лопаты вдруг продвинулось вглубь спресованной временем почвы — всего на несколько сантиметров, но так оно обычно и бывает в трудных раскопах. Лиха беда начало… теперь само пойдет.