Книга «Сирены» атакуют - Дмитрий Черкасов

Спустя полчаса Каретников снова взглянул на часы.

– Простите, брат Зосима, – сказал он решительно. – Если не возражаете, мы продолжим знакомство с фронтом работ самостоятельно. А экскурсию продолжим, когда определимся. Нельзя объять необъятное.

Монах пришел в недоумение.

– Как же – самостоятельно? Ведь я должен вам указать...

– Нам предоставлена свобода выбора, – возразил командир «Сирен». – В зависимости от соответствия имеющихся ресурсов поставленным задачам. Здесь почти все нуждается в восстановлении – ну, за редким исключением. Хотя бы в частичном. Мы обойдем все вторично, уже сами, и определимся окончательно.

Зосима пожал плечами. Он выглядел обиженным.

– Как вам будет угодно...

Посейдон дружески улыбнулся:

– Не сердитесь на нас. Поверьте, что мы приехали к вам с самыми благими намерениями и постараемся... чтобы здешняя обитель всячески укрепилась к славе Преподобного Арсения.

Говоря это, он не кривил душой.

Зосима подозрительно взглянул на него и не сказал ни слова: быстро перекрестил отряд и пошел прочь.

Каретников повернулся к своей группе:

– Ну, други мои, предварительную рекогносцировку мы провели, а теперь давайте встретим наших деловых партнеров...

Он говорил совершенно серьезно. Обе стороны были партнерами в действе, сути которого не знали ни «Сирены», ни, как подозревал Посейдон, прибывающие гринписовцы религиозной закваски. Не исключено, что у них был один режиссер. С обеих сторон должны были выступить профессиональные головорезы. Каретников был уверен, что столкнется именно с этой публикой, – как был почему-то уверен и в том, что предполагаемые душегубы не имеют никакого отношения к убийству Остапенко и его лечащего врача. Не тот почерк, и он чувствовал это хребтом.

* * *

Высадившиеся на остров туристы ничем не отличались от сотен обычных групп, прибывших знакомиться с русской экзотикой. Строгая монастырская атмосфера контрастировала с вольницей, обещаемой водным простором и диковатой природой местности. Очаги коммерциализации выглядели инородными включениями, по странной ошибке очутившиеся в неподходящей среде. Избушка с сувенирами казалась жалкой и неуместной. Однако Хельга, Ирма и Людвиг немедленно ринулись к ней и через несколько минут отошли, сделавшись счастливыми обладателями разной лубочной псевдорелигиозной дребедени.

Ваффензее снисходительно улыбнулся:

– Зачем вам эти побрякушки? Вы же не думаете, что приобрели нечто уникальное... кстати, русские называют это ширпотребом.

Встречавший группу Артемий вмешался:

– Конечно, это не святыни, уважаемые господа, но все предметы в нашей лавке освящены церковью.

Ваффензее прищурился:

– Освящены? Неужели? Вы уверены?

– Я имел в виду патриаршее благословение и окропление святой водой, – уточнил монах. Он свободно изъяснялся на немецком языке. – Конечно, сами по себе они не могут быть святы.

– Как и ничто другое, – заметил Кнопф. – Ни один предмет, созданный человеческими руками, не может быть свят.

Артемий улыбнулся:

– Слышу слова протестанта... Но разве не вы полагаете во главу угла человеческие деяния?

– Мы отрицаем идолопоклонство и мистику...

– Дорогой Рихард, – вмешался Ваффензее, – я призываю вас уважать чужую веру. Тем более что почитание икон далеко не всеми расценивается как идолопоклонство. Это очень старый спор...

– Я не спорю, – насупился тот. – Просто мне огорчительно, что торговля, уместная, скажем, на Дворцовой площади, проникает в святые места.

– Нам же нужно на что-то существовать, – отозвался Артемий. – Не будем устраивать религиозный диспут, но я не вижу большого греха в продаже сувениров.

– Именно, – с чувством сказала Хельга. – Это настоящие шедевры. – Она вертела в руках маленький прозрачный ящичек с заключенным внутрь макетом монастыря. – Ведь это все ручная работа, верно?

– Конечно. В нашей стране просто нет соответствующих производств. Это искусство в чистом виде, исключающее конвейер.

К ним подошел фон Кирстов:

– Уважаемый святой отец... если не трудно – нам бы очень хотелось поскорее попасть в отель. Некоторые затруднения естественного свойства... – Он не договорил, беспомощно озираясь в поисках кабинки.

Артемий пропустил мимо ушей неподобающее обращение.

– Да-да, разумеется. Здесь совсем недалеко, потерпите немного. – Он чуть возвысил голос: – Следуйте за мной, уважаемые гости, мы будем на месте буквально через несколько минут.

Дорога до монастырской гостиницы заняла немного больше времени, но фон Кирстов, похоже, перестал испытывать какие-либо неудобства. Он с искренним любопытством глазел по сторонам и шел чуть вприпрыжку, глубоко вдыхая бодрящий воздух.

Ваффензее вышагивал рядом с Артемием.

– Я полагаю, нынче сезон, – заговорил он. – Наплыв большой?

– Да не особенно, – ответил монах. – Паломников душ двадцать, все одиночки – ну, есть и пары, конечно. Реставраторы недавно прибыли. Ребятишки в лагере...

– Не густо, – согласился Ваффензее. – А почему же так получается? Такое замечательное место. Мне казалось, что в России достаточно верующих, чтобы здесь шагу некуда было ступить.

Артемий скорбно вздохнул:

– Больше суеты, чем веры... Ведь как у нас было? Когда Церковь начала возрождаться, в годы перестройки, все бросились креститься. Все вдруг сделались ревностными христианами. Уже тогда было ясно, что все это лишь в угоду моде. Потом, как и следовало ожидать, начался обратный процесс...

– Что же, отрекались? Или вероисповедание меняли?

– Да нет... обычное бездействие, пассивность. Новизна выветрилась. Но нам и не нужно многих. Иисус сказал: много званых, мало избранных. Вот избранные и приезжают. А нынче их мало еще и по причине этих военных работ... весьма некстати...

Он дернул головой в сторону озера. Ваффензее оглянулся:

– О каких работах вы говорите? О подъеме судна?

– Ну да. Почти полвека назад здесь затопили какой-то корабль. И теперь – не раньше, не позже – его захотели поднять. Запакостят воду, это уж точно...

Немец внимательно вглядывался в горизонт, где в легкой влажной дымке вычерчивались катера, мелкие суда и еще какая-то техника, вроде бы на понтонах. Краны, не иначе...

– Но это же очень далеко. Мы думали, что это намного ближе...

Он сделал вид, будто спохватился и прикусил язык, сболтнув лишнее. Артемий притворился, что заглотил наживку.

– Вы думали? Вам что-то известно о корабле?

Ваффензее помедлил, словно подбирал слова: