Книга Мила Рудик и тайна шестого адепта - Алека Вольских

— И что в этой новости хорошего? — скривился Лапшин, будто ему под нос сунули скунса. — Кому это интересно?

Белкино лицо на миг потемнело, потом она сделала глубокий вдох и выдохнула.

— Я тебя не слышу, Лапшин, — холодно сказала она ему. — Тебе не удастся испортить мне удовольствие.

— А ты-то какое отношение имеешь к этой выставке? — хмыкнул Ромка.

Белка улыбнулась от уха до уха.

— Потому что выставляться будут работы студентов курса изомагии, — заявила Белка. Она неодобрительно покосилась на Лапшина. — И моя тоже, если кто не понял.

— Поздравляю, Белка, — сказала Мила. — А когда будет выставка?

— Через два месяца, — живо отозвалась подруга; отвечая, она выглядела заметно взволнованной. — За два месяца каждый из студентов профессора Шляха должен создать свой Портал Темперы. Я так нервничаю…

— Не волнуйся, — сказала ей Мила, стараясь подбодрить Белку. — У тебя все получится.

— Я буду стараться, — улыбнулась ей подруга и вдруг снова взволнованно округлила глаза. — Вы же придете на выставку? Мне бы очень хотелось, чтобы вы пришли.

— Придем обязательно, — быстро ответила Мила, не дав Лапшину даже рта раскрыть — она видела по его лицу, что он собирался вставить очередную язвительную реплику.

— Хорошо, — счастливо заулыбалась Белка.

Мила не могла не улыбнуться в ответ — ей было приятно видеть, с какой увлеченностью Белка относится к изомагии, как будто Белкина радость на время становилась и ее радостью тоже. Уже зная, какими мимолетными и хрупкими могут быть эти чувства — радость и счастье, — Мила все больше начинала их ценить.

* * *

За учебой и тренировками октябрь и ноябрь пролетели незаметно. К немалому огорчению Милы, работа с дневником Тераса Квита за это время не сдвинулась с мертвой точки. Записи Тераса, касающиеся Дуата, Мила и Вирт с Ромкой уже считали отработанными. Среди записей, следующих далее, было две странные фразы, которые, безусловно, являлись подсказками: «Козел смотрит вверх» и «Задумчивый коротышка ушел в лазурном». Ни у Милы, ни у Ромки не было ни малейших предположений, что бы это могло означать. И даже Вирт в этот раз ничем не мог помочь, признавая, что обе подсказки ни о чем ему не говорят. Казалось, что поиски зашли в тупик.

Много раз перечитывая одни и те же записи, чтобы найти ниточки, которые приведут ее к тайнам Многолика, Мила успела выучить их наизусть. Она снова и снова прокручивала в голове самые, на ее взгляд, важные строки.

«Я следил за ним. Это было рискованно, но риск оправдал себя. Мне удалось узнать, что есть некто, связанный с Лукоем общей тайной, — писал Терас. — Я должен выведать у него все, что ему известно».

Мила понимала, что Терас старался не указывать имен в своем дневнике. Она не имела понятия, кто этот «некто», о котором писал Терас, но предполагала, что человеком, за которым он следил, скорее всего, был не кто иной, как молодой Игнатий Ворант.

«Я упустил возможность, — сообщал Терас несколькими записями позже. — Он исчез из города. Разыскать его будет невероятно сложно, но зато теперь я уверен, что не ошибся в своих предположениях. Нет никаких сомнений — его исчезновение связано с Лукоем».

И снова речь, по-видимому, шла о человеке, которого Терас называл просто «некто». Следующая запись, сделанная несколькими месяцами позже, была очень короткой:

«Я нашел его… Задумчивый коротышка ушел в лазурном».

Из записей, сделанных позже, можно было допустить, что именно в то время Терас Квит присоединился к Гильдии. В своем дневнике он не уточнял, как это произошло — вышел ли кто-то из людей Гильдии на него или он сам искал возможность сотрудничать с ними. Однако Терас прямо писал, что содействие Гильдии — его шанс отомстить магам за свое уродство и искалеченную судьбу.

Одна из записей особенно заинтересовала Милу. Она имела отношение к Бледо и, в некоторой степени, — к ней лично.

«Люди Гильдии забрали моего новорожденного сына, — писал Терас. — Сначала я решил, что они сделали это затем, чтобы контролировать меня. Но потом мне стало известно, что похищено было еще четверо детей. Простые размышления наводят меня на мысль, что это, возможно, как-то связано с пророчеством Софии. Есть ли вероятность, что кем-то было сделано еще одно пророчество и в обоих речь идет об одном событии? Однако в предсказании, которое сделала София на Сардинии, говорилось о четырех столпах, предположительно — четырех детях, которые должны быть примерно одного возраста с моим сыном. Но люди Гильдии похитили пятерых…»

Здесь запись прерывалась, переходя на следующую страницу, но листы в этом месте были склеены. Скорее всего, на бумагу попали капли воска от свечи. Прочтя эту запись впервые, Мила решила, что попросит Вирта или Ромку разъединить листы с помощью магии. Сама она не знала подходящих заклинаний, а вручную расклеивать не хотела — опасалась, что испортит страницы и их уже невозможно будет прочесть.

Однако то, о чем писал Терас дальше, заставило ее забыть об этой записи.

«Только сейчас я начинаю понимать, что, решив разгадать природу таинственной силы Лукоя, я ступил на смертельно опасную тропу. Мне все еще так мало о нем известно, но каждая капля знаний приводит меня к осознанию того, что мой враг во много раз страшнее, чем я способен представить. Он отличается от всех. Он другой. Теперь я задаюсь вопросом: насколько глубок колодец, в котором Лукой хранит свои тайны? Не оборвется ли моя жизнь раньше, чем я узнаю, что спрятано на самом дне?»

Следом была короткая приписка:

«Козел смотрит вверх».

Изо дня в день Мила ломала голову над записями Тераса, но тщетно. И чем больше она билась над этой задачей, тем сильнее ей хотелось узнать то, что узнал Терас. Что же это было? Что напугало его?

Ноябрь подходил к концу. Осень уже готова была отдать бразды правления зиме — с неба несколько раз падал мокрый снег, но таял, едва касаясь земли. Наконец наступил день выставки изомагов в Думгроте, которую с огромным нетерпением ожидала Белка. Мила знала, что ее подруга два месяца работала над Порталом Темперы. К назначенному дню он был готов, но Белка наотрез отказалась показывать его Миле раньше срока.

Мероприятие было назначено на три часа дня. Для того чтобы прийти могли все желающие, в Думгроте в этот день отменили последний урок.

— Выставка изомагов, — оптимистично произнесла Мила, когда они вдвоем с Ромкой направлялись в аудиторию, где были выставлены работы студентов профессора Шляха. — Подумай только, это должно быть интересно.

— Выставка начинающих изомагов, — кисло поправил Ромка. — Подумай только: это их первый год обучения изомагии, это их первые серьезные работы… Это должно быть скучно.

— Не будь таким занудой, — отозвалась Мила. — Не придем — Белка обидится. К тому же, что бы ты там ни говорил, мне интересно.

Ромка хмыкнул.