Книга Славия. Паруса над океаном - Александр Белый

Крепкий воин с бледным лицом тихо скрипел зубами и с ненавистью смотрел мне в глаза.

– Если в течение десяти дней твои люди будут вести себя тихо, я разрешу лечить раненых и передавать в казарму хлеб и воду. Даже оружие забирать не стану. Мы уйдем, а вы все останетесь живыми, и служба твоя будет идти, как и шла. Через два часа ты должен сказать свое слово, если нет, мы вас уничтожим. К казарме тебя проводят. Иди, решение за тобой.

Почему-то эти два часа мне запомнились как одни из самых напряженных в моей жизни.

Да, казарму пришлось штурмовать. К сожалению, положили там двух ребят убитыми, а шестерых ранили. Впрочем, этого храброго араба можно понять: не было у него жизненной перспективы, а следовательно, не было и выхода.

Однако нет худа без добра. Именно с этого момента площадь резко оживилась: послышались плач молодых девчат, звон серебра и золота.

Глава 6

Этим утром проснулся от странного чувства, будто вокруг меня что-то изменилось, будто что-то не так… Раскрыв глаза, окинул взглядом тускло освещенную, занавешенную от утреннего солнца тяжелыми портьерами просторную спальню, в которой проводил уже четвертую ночь. Все находилось на месте, ничего постороннего и непривычного не наблюдалось, а входная дверь, обе двери в кабинет и в туалетную комнату были закрыты.

За задней спинкой широкой, как аэродром, кровати у дальней стены высились два огромных платяных шкафа, между которыми мерцало венецианское зеркало в полный человеческий рост. Посреди противоположной от окон стены скромно пристроилось изысканное трюмо с небольшим зеркальцем на подставке и стоящим рядом мягким стульчиком, а по краям, у изголовья кровати, покоились две монументальные тумбы. И подсвечники, подсвечники, подсвечники – всюду виднелись подсвечники, на тумбах и трюмо, на стенах. Мебель была изготовлена из белой африканской древесины, а спинки кровати, дверцы шкафов, тумб и трюмо отделали резьбой из красного дерева.

С левой и правой стороны на полу лежали прикроватные коврики, а посреди комнаты, от входной двери до окон – большой ворсистый коврище цвета спелой соломы с оранжево-бело-красными орнаментами в восточном стиле. У нас в семье такого большого даже в Каширах не было. Доморощенные дизайнеры хотели еще и стены коврами завесить, но я категорически запретил. В помещении, в котором человек ежедневно проводит шесть – восемь часов жизни, лишние пылесборники совершенно ни к чему.

Это мне ребята после похода в Агадир надарили. Роскошные вещи и ценности из богатых домов поменяли своих хозяев, и почему-то каждое подразделение посчитало необходимым преподнести мне в подарок ковер, дорогое оружие и посуду из серебра или золота. Вот и возникли во дворце в одночасье арсенал и ковровая выставка, шедевральные экземпляры из которых могли украсить самые изысканные мировые музеи XXI века.

И все же что не так?

Выбравшись из приятного шелка постели, сунул ноги в домашние башмаки, подошел к высокому окну и отдернул шторы. Солнечный зайчик прыгнул в глаза, помещение спальни сразу же наполнилось ярким светом, а свежий воздух дохнул запахом хвои. Это строители специально не срезали группку сосен, которые сейчас росли внутри дворцового подворья. А створки окна были широко распахнуты, их вчера вечером открыла по моему повелению Луиза, так они и остались открытыми на всю ночь. Кстати, горничных Марфушу и Глашку отсюда нужно будет убрать, моя управляющая их обеих терпеть не может. Правда, любовь у них взаимная, поэтому… да, убрать, иначе еще поубивают друг дружку.

Однако что-то было не так, даже проснулся от этого непонятного чувства…

Ах, вот в чем дело! Вдруг заметил в кронах сосен мельтешение каких-то клубочков. Ими оказались маленькие птички-корольки с желтыми пятнышками на лбу, порхавшие с ветки на ветку и изредка тоненько певшие с посвистыванием на высокой ноте: «при-тюи… си-си-си». Вот он, непонятный раздражитель, который меня разбудил, а ведь еще вчера-позавчера ничего подобного слышно не было. Раздвинул шторы на втором окне, вышел из спальни и направился в конец коридора, к лестнице, ведущей в центральную башню.

Поднявшись на четыре пролета вверх, встретил бдящего караульного.

– Сир! За время моего дежурства никаких происшествий не случилось! Караульный поста номер два, капрал Мигуля! – гаркнул он.

– Никаких происшествий, Андрей, это хорошо, – сказал ему и вышел на площадку, на едва заметный свежий ветерок, который дул мне прямо в лицо… В лицо! Вот оно! Ветер поменял направление на вест-зюйд-вест! Глянул вверх, под навес крыши, и увидел сияющее голубизной небо, на коем перышки белых, высоких тучек почти полностью исчезли и проплывали редко-редко. Вдали, за лесом мачт моих кораблей, раскинулись вчера еще темные, а ныне посветлевшие воды океана, пенные буруны исчезли, а легкий бриз накатывал на берег невысокую гладкую волну.

Теперь все ясно, теперь все так. Просто весна вступила в свои законные права! Время ожидания кончилось, и от этой мысли на душе стало легко.

С момента, прошедшего после возвращения второго каравана кораблей из набега, прошло четыре дня. Четыре дня непрерывных гулянок, свадеб и венчаний. Или наоборот – венчаний и свадеб? Среди освобожденных из рабства людей половина оказалась братьями-православными из Австрийской империи, Греции, Московии, Польши, а также с болгарских, бессарабских и сербских территорий Османской империи. Они-то фактически все и переженились. В первый день было пятнадцать венчаний, во второй сто восемьдесят, а вчера и позавчера – лавина. Все наши батюшки кадилом отмахали и отработали, как положено, а вчера к вечеру многие из них даже голос потеряли и уже не говорили, а сипели.

Католики и протестанты тоже перезнакомились с девчонками, но с официальным бракосочетанием не спешили, надеялись, что на новых землях к ним пожалуют их собственные пастыри. Ну и ладно, надежда умирает последней.

Вчера наконец сочетались браком и обвенчались наш новоявленный генерал-губернатор, господин Бульба Иван Тимофеевич, и заведующая кафедрой алхимии будущего Южно-Африканского университета, а также по совместительству директор химкомбината, госпожа Ангелова Рита. На фоне общего веселья этот кутеж был не очень заметен, но все равно, народ гулял до третьих петухов (да-да, петухи у нас тоже имелись). Лично я за четыре дня от подобного отдыха ужасно устал и около полуночи сбежал. Был обмыт горничными и бережно препровожден на кровать, после чего усердным трудом в постели выгнал все остаточные алкогольные пары и в результате утром оказался свеж, как огурчик.

Сейчас демографическая ситуация почти выровнялась, хотя сорока пяти девчонок все равно не хватило. Даже вдовы погибших тут же получили предложения и покровительство наших неженатых воинов. Но с этим ничего уже не поделаешь, на моих новых землях бродят миллионы девок, выберут себе на любой вкус, запах и цвет. Ну и что, если славяне ассимилируют другие народности, а детки будут бело-черно-красно-желтыми? Никаких национальностей, никаких синдромов старшего брата, а также национальных меньшинств, бездельников и алкоголиков, живущих за счет материальных дотаций государства, у меня точно не будет, их ожидает судьба мамонтов. Если народ мой окажется разноцветным, это не беда, главное, чтобы говорили на едином языке, ходили в единую церковь, а в раннем детстве сразу же после «Отче наш» выучили гимн державы и пели его с гордостью до самой смерти. Тогда мы будем едины, богаты и непобедимы.