Книга Дорога к новой жизни - Марик Лернер

Деревня была совсем маленькая, всего десяток домов, и, следуя за проводниками, мы просто проехали мимо. Дети, наверное, расстроились, оставшись без развлечения. Зато я не сильно огорчился — от деревни воняет так, что чувствуется даже не слишком чутким носом. Очень воняет. Может, они замечательные люди, но про уборку мусора и правильное расположение туалетов имеют смутное представление. К вечеру мы доехали до более крупного поселка. Тут уже были зачатки цивилизации. Мусора на улицах гораздо меньше, овцы не прямо возле дома, а отдельно, и керосиновые лампы. Самое поразительное, обнаружился дом, в котором стоит самый настоящий, хотя и примитивный, телетайп. Дов моментально отправился сообщать о прибытии, а я был схвачен и затащен в гостеприимные объятия местного старосты и его взрослого сына, удивительно хорошо объясняющегося на общем для всех жаргоне. Праздновали не только с семьей старосты, но и с другими солидными людьми из деревни. Мужчины, естественно. Женщины хоть и без паранджи, но за одним столом с мужиками не сидят.

На стол была выставлена баранина в разнообразном виде, овечья брынза, какие-то жухлые лепестки салата, свежие лепешки и вино. Интересно — сколько ни ехали, виноградников не наблюдали, а вино есть.

Чтобы не ударить лицом в местную вонючую грязь, пришлось покопаться в сумках и выставить на стол копченую рыбу и банку растворимого кофе. И то и другое они громко хвалили, желая доставить мне удовольствие, но большого интереса не проявили. Воистину баранина всему голова!

Напиться с вина непросто, но им это вполне удалось. Через пару часов они забыли о причине встречи и продолжали регулярно поднимать глиняные чаши с добрыми пожеланиями друг другу. Так что общался я в основном с сыном старосты и выяснил массу интересного.

Он рассказал, что в данном селе восемьдесят пять домов и почти семьсот жителей, тогда как в обычном курдском селе не более сорока-пятидесяти домов. Это село считается богатым, но, кроме того, сюда переселилось некоторое количество семей из других сел, пострадавших от нападений. В этом месте невозмутимость пропадала и речь становилась несколько неразборчивой, но я понял, что кровная месть курдам прекрасно знакома и практикуется.

Их род, «тарва», означает общность всех близких родственников по мужской и женской линии, но не далее второго, самое большое — третьего поколения. Они хасананлы, населяют восемь сел, считая и это. Здесь очень патриархальные нравы, правят старики, но еще очень сильно развита взаимовыручка. Всего езидов до тридцати пяти тысяч. Езиды — это, естественно, не просто так, а самая правильная вера. Они поклоняются Солнцу и огню уже много тысячелетий.

— Они приходили все время, — рассказывал сын старосты негромко. — Маленькими отрядами. Ерунда, что огнестрельное оружие лучше лука. Пока дробовик перезарядишь, из тебя ежика успеют сделать. А прятаться они прекрасно умеют. Залягут в засаду возле овчарни и ждут. Вот и еще пара погибших. А потом пришли в большом количестве. Даже не сотни — тысячи. И у некоторых даже наше оружие было, не в первый раз в набег ходили. Нас зажали, и многие уже думали, что конец пришел. Я помню, как прибежали и кричат: «Помощь пришла!» И сразу стало ясно — мы не одни и есть кому держать оружие. Что мы могли одни сделать? Только умереть с честью, постаравшись взять побольше жизней врагов. А так из города снизу на подмогу пришли, и ущелье стало ущельем смерти. Там кости тысяч крыс лежат. Их окружили и согнали вниз, а потом убивали, убивали и убивали. Горожане сделали правильное дело. И оружие нам дали, и теперь тоже дают. Я знаю, некоторые говорят, что это из корысти. Мы закрываем озера своими спинами. Пусть так, но без их помощи и их оружия нас бы просто не было. Никого бы не осталось. Эти никого не щадили и в плен брали, только чтобы мучить и убивать. Даже трупы оскверняли. Для нас мертвые не совсем мертвые. Они нас постоянно навещают, и мы ходим к ним в гости на кладбище с едой и выпивкой. А крысы ели погибших — такое не прощают.

Сын старосты прервался ненадолго, чуть пригубил вина и продолжил:

— На следующий год мы сами к ним отправились. Шли по берегу реки и убивали всех. Теперь крысы боятся, потому что мы показали, что такое месть. Плечом к плечу встали курды, исры, буры, даже местные и индейцы. Вот, — сказал он, показав на сидящих неподалеку индейцев, — «ухорезы» сидят. Тоже прекрасные воины, но им нет дела ни до кого. Я в школе внизу учился, там рассказывают про историю индейских племен. Только это было не здесь, а там. А они, как мне кажется, не живут, а играют. Вроде как свою прошлую непрожитую жизнь переигрывают. Сходить к соседям и обязательно прикончить парочку. Как будто больше заняться нечем. Когда сюда попали, эльфы всех индейцев от алкоголизма вылечили и запрет психологический поставили. Они теперь даже вино не выносят, сразу выворачивает наизнанку, а все равно с мозгами непорядок. Нет, кто к нам придет и гадость сделает, тем мы обязательно ответим, но самим дурью маяться… — Он пожал плечами. — Настоящий мужчина должен работать и семью содержать.

— Я послал сообщение, — присаживаясь рядом, сказал Дов. — Поход почти закончился. Здесь в каждое большое селение телеграфные линии протянуты, а в некоторые и электричество.

Курда окликнули, и он, извинившись, отошел.

— Он тебе случайно не сказал, — серьезно спросил Дов, — что у курдов несколько отличающиеся от нас понятия? Вот когда к вам гость приезжает, вы долго говорите про разные посторонние дела, проявляя уважение, и только потом спрашиваете, что ему, собственно, надо? Не горит ли случайно дом, может, помощь нужна?

— Кто тебе ерунду такую сказал? — удивился я.

— Э, — погрозив мне пальцем, ответил Дов, — многие говорят. Было время пообщаться с твоими соплеменниками. Это только ты такой быстрый. Многие уверены, что тебя испортили люди. Но я о курдах сказать хотел. Если в будущем будешь иметь с ними дело, помни — они прекрасные и очень гостеприимные люди. Трудолюбивые, честные, насколько это возможно с чужаком. Но если тебе говорят: «подожди минуту» — это непременно превратится в два или три дня. А уж если скажут: «завтра», то это значит никогда, и никак иначе. Еще очень бойся, когда на вопрос «как проехать?» или любой другой тебе ответят: «никаких проблем» — жди, впереди ожидает масса больших и маленьких препятствий. Если честно, то это вообще такой восточный образ мысли. У нас тоже многие этим страдают, и, приглашая на восемь часов, не ожидай гостей раньше девяти. Это вполне нормально, и никто не удивится. Как раз странно будет, если придешь вовремя.

Тут у меня зазвонил телефон.

— Доцент, — спрашиваю, нажимая кнопку вибрирующего телефона, — а почему ты, собственно, Доцент, а не Профессор?

— Ты что там, перепил? — озабоченно спросил тот.

— Да, — честно сознаюсь. — Согласно восточному гостеприимству. Но я в фокусе, могу разговаривать и все понимаю. Что за звонок в неурочное время, есть сложности?

— Ты там говорить свободно можешь?

— Ну, рядом со мной находится один внимательно прислушивающийся шпион, — подмигивая Дову, говорю, — так что думай, что говоришь. Однако сама демонстрация разговора уже замечательная реклама возможностей техники собственного производства. По прямой за тысячу километров будет, и горы вдобавок. Потом непременно дикие деньги запрошу. Но если надо, то я могу его расстрелять и спокойно беседовать дальше.