Книга Гвардеец - Дмитрий Дашко

— Дитрих, окстись. Ты собрался пить с этими мальчишками? — Степан удивленно хлопал ресницами, будто увидел на улице слона.

— Я надеюсь на их благоразумие, — шепотом произнес я. — Стычка плохо закончится, и для них, и для нас.

— Я знаю эту породу. Бесполезно, — покачал головой Чижиков. — Они хотят драться. Парням нужно отвести душу.

— Посмотрим, — сказал я.

Служанки принесли водки, разлили ее по чаркам. Я едва успел поднять свою, как в лицо полетели брызги. Кадет с широким плоским лицом и узкими татарскими глазками выплеснул в меня содержимое рюмки.

— Я, князь Беркасов, не желаю пить с теми, кто позорит честь армии, — важно произнес он.

Чувствовалось, что у «татарина» просто кулаки чешутся, и он ищет повод для драки.

Я молча взял со стола рушник, вытер влажные щеки, и совершенно спокойно врезал Беркасову по голове бутылкой с вином. Получилось как в кино — осколки и фонтан брызг по сторонам. Князь свалился под стол как подкошенный.

— Что?! — закричал конопатый юнец. — Наших бьют.

— И ваших тоже. — Чижиков двинул его так, что парня, будто корова языком слизнула. Я успел увидеть только пролетевшее к стене тело, нелепо размахивающее руками и ногами.

И тогда понеслось. И мы, и кадеты были вооружены шпагами, но пока не спешили пускать их в ход.

Раз! Мой кулак въехал в солнечное сплетение кадета, два — я ногой отправил пацана в глубокий нокаут.

Бац! Кто-то зашел сбоку, да так «удачно», что едва не свернул мне челюсть. Ответный удар не заставил себя долго ждать.

— И-и-и-и! — с противным визгом тощий парнишка запрыгнул на спину Карла и принялся молотить его кулаками.

Кузен растерялся и не сразу сбросил досадливую ношу. Я помог ему, опустив на голову визгуна табуретку. Бум. Глаза парня свелись в одну точку, он разжал руки и брыкнулся на пол.

— Спасибо! — успел поблагодарить Карл, избавившись от тощего кадета.

— Не за… — начал говорить я, но не успел произнести фразу до конца.

Тяжелая оловянная кружка, брошенная с изрядной ловкостью, угодила мне в висок.

Абзац!

Все вокруг закружилось-завертелось. Я увидел вбегающих семеновцев, они стали растаскивать дерущихся, пуская в ход приклады мушкетов. Из кучи небрежно сваленных в угле тел приподнялся Чижиков с лицом, сияющим как медная пуговица. Он отряхнул запачканный мундир и что-то произнес, но я уже не мог расслышать его слов. Мне стало глубоко фиолетово на все и вся.

Очнулся я оттого, что две глотки надсадно горланили над ухом:

— Ой, моро-о-оз, моро-о-оз! Не морозь меня!

Вряд ли эту песню успели сочинить в восемнадцатом веке, но сейчас она не казалась анахронизмом. Я научил Карла петь ее после походов в баню. Кажется, она прижилась.

Встревоженные вороны срывались с деревьев и, каркая, взлетали вверх. Деревья качали нестриженными макушками.

Чижиков и кузен волокли меня по ночному Петербургу. И почему-то было так хорошо, что я не выдержал и присоединился к нестройному хору.

А утро встретило нас не только рассветом, страшной головной болью и настоящим морозцем. Нет, все это имелось в полном составе, но началось оно все же с новой ломки стереотипов.

Вот уж не ожидал, что старая армейская поговорка: «через день на ремень» окажется столь актуальной. Стоило принять присягу и понеслось. Обещанный капралом Ипатовым фунт лиха весил намного больше. Мы практически не вылезали из караулов, дежурств и работ. Какая там учеба! О ней пришлось забыть. Если стрелять нас немного научили, благо нормативов на меткость не существовало — главное выпалить в нужную сторону и побыстрее перезарядиться, то метать тяжелые гранаты не умели ни я, ни Карл. А ведь предполагалось, что мы, гренадеры, должны идти впереди строя и забрасывать противника бомбами, а в случае осады кидать увесистые ядра за крепостные стены. Ладно б гранаты хотя бы внешне походили на те, к которым я привык — с длинными ручками, правильным балансом и прочими научно-техническими штучками, предназначенными облегчить старания солдата. Но нет, абсолютно неудобные снаряды, возни с которыми выше крыши: по команде достаешь заразу из сумки, прокусываешь зубами трубку, прикрываешь пальцем, изготавливаешь фитиль, отступаешь правой ногой назад, поворачиваешься корпусом направо, поджигаешь гранату и кидаешь от себя подальше. Если повезет — бомба попадает во вражеские ряды и косит их как траву на лужайке, если не повезет — труды пропадают втуне.

Эх, караулы… прежде меня миновала участь сия (в лучшем случае я ходил помощником дежурного по штабу), но не теперь.

Ежедневно на посты выходило до семисот человек (только в адмиралтейскую крепость почти триста сорок да на нужды Тайной канцелярии сотни полторы). Если учесть, что полки все же распустили часть личного состава в отпуска, то можно представить насколько было несладко тем, кто остался. Отстоял свое, вернулся домой, поспал, к рассвету прибыл в полковой двор, получил новое назначение и так по кругу. Людей катастрофически не хватало.

Гвардейская служба совсем не походила на синекуру. Где те шикарные балы, описанные классиками — с томными красавицами, наряженными в расшитые золотом платья с обширным декольте, и блестящими офицерами в нарядных мундирах, щелкавших каблуками и приглашавших дам на какую-нибудь польку или мазурку? Может, где-то оно и были, но кажется в какой-то параллельной вселенной.

Действительность отличалась от романов, как голливудский боевик от полицейской спецоперации. Усталый офицер едва волочил ноги, ибо ему предстояло тащить лямку наряду с остальными чинами, то есть ходить в караулы или проверять их в зависимости от того, какая рунда выпадет — главная, средняя (до полуночи) или дневная (на рассвете). А мы, солдаты, вообще ходили как сомнамбулы. Налитые свинцом веки закрывались сами по себе, хотелось одного: спать, спать, спать…

Поручик Дерюгин лютовал хуже фрица под Москвой. Казалось, он не знает усталости и может нагрянуть в любой момент. А уж гренадеры пользовались у него особой «любовью». Нас снаряжали на самые гнилые караулы, где нет ни сна, ни покоя.

— Что есть гренадер? — спрашивал и сам же отвечал поручик. — Гренадер — сие означает избранность. Вы — не просто солдаты, вы — чудо-богатыри государства Российского.

А мне почему-то казалось, что эта фраза принадлежит генералиссимусу Суворову.

Во время одного из караулов и произошла моя первая встреча с императрицей. Я запомнил ее навсегда.

Глава 16

Дело было вечером, делать было нечего. Смотри и бди, чтобы какая сволочь не обворовала полковой магазин. На то ты и караульный. Главное — наизусть помнить пароль и отзыв, тут он называется лозунгом.

За неделю до выступления в караул командиру полка присылаются под большим секретом выбранные молитвы. Последовательные слова из них используются для пароля. Если, к примеру, сегодня очередь «Отче наш», то первый пароль — «отче», отзыв — «наш», потом «Иисус» и «Сананда» и так далее.