Книга Голодная степь: Голод, насилие и создание Советского Казахстана - Сара Камерон

Из Сыр-Дарьинской губернии тоже сообщали про засуху и джут. Казахи этой губернии наводнили все рынки скотом, который им теперь негде было пасти, и скот стремительно упал в цене, в то время как цены на зерно взлетели до небес396. В северной Семипалатинской губернии стали нередки случаи голода, а также грабежи и «массовый падеж скота» из-за джута397.

Сталин, будучи осведомлен о засухе и джуте, тем не менее ввел «временные меры»: на основании статей 107 и 62 Уголовного кодекса РСФСР он приказал арестовать тех, кто, как считалось, придерживает хлеб. Впоследствии этот подход стал известен в качестве урало-сибирского метода хлебозаготовок398. Такие меры в первую очередь применялись в Сибири, Казахстане и других регионах с «излишками хлеба» – с целью разрешить кризис хлебозаготовок и обеспечить хлебом города и рабочие площадки. Москва решила поддержать город в ущерб селу, и по всему Казахстану повысились требования к хлебозаготовкам. Для многих хозяйств Акмолинской губернии обязательные выплаты выросли в несколько раз – уполномоченные лица повышали налоги, совершенно не задаваясь вопросом, насколько люди способны их выплатить399. В Джетысуйской губернии, где некоторые волости уже голодали из-за засухи и джута, план хлебозаготовок был повышен в полтора раза, с 200 до 300 тысяч пудов. Для обеспечения выполнения планов в регионы были направлены дополнительные партийные работники400.

Связанное с хлебозаготовками давление спровоцировало новые всплески насилия. Хотя официально конфискационная кампания началась лишь в августе 1928 года, в Семипалатинской губернии местные руководители, действуя по указаниям, полученным от Политбюро, предвосхитили ее начало и принялись реквизировать скот, зерновые и другие товары у казахов, прибегая при этом к угрозам, избиениям и принуждению. Семипалатинская губерния была выбрана не случайно. Расположенная на землях Среднего жуза, она имела важнейшее стратегическое и экономическое значение для Советского Союза. До революции область наводнили русские и украинские крестьяне, превратив ее в важнейший хлебородный регион. К востоку от нее находился китайский Синьцзян, отделенный от Семипалатинской губернии длинной и прозрачной границей. В раннесоветское время Синьцзян стал важнейшим торговым партнером СССР, и тот организовал регулярное пароходное сообщение по Иртышу, соединявшее Семипалатинск с Синьцзяном401. Центр губернии, Семипалатинск, играл важнейшую роль в казахской культуре. В царское время он получил известность как крупнейший центр исламского образования, соперничающий с Казанью и Оренбургом402. Здесь учились знаменитые казахские литераторы, в том числе поэт и философ Абай Кунанбаев (Абай Құнанбайұлы), а также романист и драматург Мухтар Ауэзов (Мұхтар Әуезов).

К началу советского этапа истории этот регион прославился размахом восстания против властей, а также беспорядками и беззакониями. В годы Гражданской войны именно здесь пользовалась наибольшей поддержкой Алаш-Орда. В 1920-е годы в Семипалатинской губернии и других пограничных регионах обосновались партизаны, известные как басмачи: близость к Китаю позволяла им поддерживать связи с тюркоязычными группами Синьцзяна. Кроме того, Семипалатинская губерния играла важнейшую роль в строительстве Турксиба. Тысячи неквалифицированных рабочих из России приехали в Семипалатинск в поисках работы, многие из них нелегально, и появление в городе этих людей, не имевших местных корней, привело к новым трениям между разными городскими общинами. Ухудшение экономического положения региона повлекло всплеск насилия: в мае 1928 года тысячи этих новых рабочих собрались на городской площади и разграбили кооперативы и государственные магазины403. В другой раз русские рабочие подвергли избиениям тысячи казахов, работавших на строительстве Турксиба404.

Весной 1928 года, получив более 3 тысяч жалоб от казахов, пострадавших от реквизиций зерновых и скота, Политбюро начало расследование, ставшее известным как Семипалатинское дело. Расследование, во главе которого стоял Алексей Киселёв, секретарь ВЦИК, пришло к выводу, что «безобразия» затронули казахский аул, а не русскую деревню405. Чиновники по собственному произволу назначали штрафы и принимали решения о том, чей хлеб и скот подлежат конфискации: «Приезжает в аул уполномоченный, собирает сельсовет и решает, что у такого-то столько-то скота… считать не хотели. Нам жаловались, что таким образом высчитывали скот у казаков [казахов], живущих за 200 верст»406. В нижних слоях партии было «такое настроение, что можно штрафовать сколько угодно и никакого наказания за это не будет»407.

Комиссия пришла к выводу, что население было «терроризировано». Примерно 423 хозяйства с 22 тысячами голов скота бежали за границу, в Китай408. В целом, по оценке комиссии, 8592 хозяйства в губернии пострадали от насилия409. Доклад заканчивался выводом: «Одним словом, губерния, как мы ее просмотрели в течение нескольких месяцев со всех точек зрения, разрушена и экономически, и политически, разрушена всякая смычка»410. Хотя Киселёв жестко критиковал казахское партийное руководство, некоторые из представителей которого, как он обнаружил, торопили конфискационную кампанию, главным виновным Семипалатинского дела был признан партийный секретарь губернии Исаак Беккер, которого по итогам расследования отстранили от должности411. Начали работу следователи, возвращавшие жертвам насилия имущество и скот, но действовали они не слишком активно412.

Динамика насилия в Семипалатинском деле стала мрачным предвестием грядущей официальной конфискационной кампании. В Семипалатинской губернии проведение конфискации было доверено уполномоченным из числа этнических казахов, которых с этой целью командировали в различные уезды и волости. Затем эти уполномоченные совместно с аульными Советами или на встречах с аульными членами партии принимали решение, кто будет считаться баем. Эти уполномоченные находились под сильнейшим давлением губернского парткома, требовавшего от них хлеба и скота. Киселёв заключал: «Уполномоченным на местах выдавались директорские мандаты, которые не могли не создавать у местных работников впечатления, что конфискацию нужно производить во что бы то ни стало и при всяких условиях»413. Но, требуя масштабного изымания зерновых и скота, губернский партком вместе с тем не выдал четких инструкций. В позднейшем докладе о конфискации в Чингистайском районе сообщалось, что «точных данных не имеется. Протоколы конфискации не подшивались, не просматривались, поэтому по делу конфискации не было никаких ограничений»414.

Таким образом, семипалатинская кампания, как и последовавшая за ней официальная кампания по конфискации, были организованы так, что «перегибы» были неизбежны и фактически негласно санкционированы. Кроме того, в рамках этой кампании казахи не только могли, но и поощрялись к тому, чтобы самостоятельно принимать важнейшие решения – о принадлежности того или иного человека к баям, об объеме имущества и скота, подлежащего конфискации415. В некоторых случаях это привело к тому, что уполномоченные объединились с общинами, чьи припасы они должны были конфисковать, и защищали их от посягательств власти. В Каркаралинском уезде, по сообщению уездного парткома, как аульные коммунисты, так и местные рабочие оказались под влиянием рода