Книга Провинциальная хроника начала осени - Александр Александрович Бушков

Гилл узнавал своих бывших сотрудников. На фронтон белого здания бывшей школы поднимали на канатах огромный чеканный барельеф, изображавший гарпию, — здесь, как понял Гилл из разговоров, Менестей намеревался устроить свой дворец, пока не водворится в царском. На гребне крыши уже красовались четыре таких же барельефа, обращенных на все стороны света.

Он чувствовал себя, как человек, бросившийся с крыши высокого здания: мысль еще лихорадочно работает, но телом управлять невозможно, и каменные плиты мостовой стремительно несутся в лицо. Тезей, кумир и повелитель, ушел из его жизни, как уносится сорванный ветром сухой лист. К Лаис он не мог вернуться — таким. Да и никому он не нужен — таким. Ничего не осталось.

Человек заступил ему дорогу. Гилл дернулся, чтобы обойти, но тот шагнул в ту же сторону. Гилл поднял голову и узнал красивого сатира Назера, строгого и серьезного в эту минуту.

— Гуляем? — спросил он.

Гилл безучастно дернул плечом.

— Тезей уплыл, ну и что? — спросил Назер. Глаза у него блестели, но не от вина. — Разве некому драться с этой сволочью?

— Все можно, — сказал Гилл. — Только без меня. Тезей больше не Тезей, а за отвлеченные понятия я драться не умею. И вряд ли уже научусь.

Он усмехнулся и проверил кинжал под хитоном.

— Не получится, — тихо сказал Назер.

— Мне это нужно в любом случае. Вот что, ступай к Лаис. Скажи ей — Гилл верит, что мир не черен.

— А дальше?

— Сам поймешь. Прощай.

Во дворец его пропустили без звука, внутренние посты не задерживали, видимо, имели на его счет соответствующий приказ. Никаких следов боя, бегства, беспорядка незаметно, стало быть Нестор не лгал, что дал Тезею время бежать без особой спешки. Оживления Гилл не заметил — деловито суетились лишь несколько военачальников и сановников, по их поведению, раскованному и хозяйскому, сразу становилось ясно, что они были в числе организаторов заговора. Остальные, конечно, сидели по домам и обдумывали самый надежный способ убедительно и эффективно доказать новому хозяину свою преданность и верность.

Нестора Гилл нашел там, где ожидал, — в тронном зале. Но, разумеется, не на троне. Царь Пилоса сидел на табурете, чтобы подчеркнуть: трон у него есть свой, чужого ему не нужно. Он даже уселся спиной к трону, а вот Менестей и Анакреон, происходивший, как всем было известно, из семьи, имевшей кое-какие права на афинский трон, стояли так, чтобы трон видеть. Анакреон мельком глянул на Гилла — без злорадства, как на пустое место. Гилл остановился поодаль.

— Я не столь мудр, как ты, Многомудрый, но я подумал об этом заранее, говорил Менестей. — Куда бы Тезей ни поплыл, на Эвбею или на Скирос, везде найдутся мои друзья. Он никогда не вернется в Афины.

— Менестей, Менестей, — укоризненно покачал головой Нестор. Обязательно тебе нужно добить противника. А впрочем, мне все равно. Главное — не в Афинах. Что еще?

— Нужно немедленно разрушить этот мерзкий памятник, оскорбляющий память героев Троянской войны.

— Приятно видеть, — сказал Нестор, — что ты так заботишься об их памяти, несмотря на то что сам в свое время, очевидно из-за загруженности более важными делами, не примкнул к афинянам, что отправились под Трою. Но зачем обязательно ломать столь незаурядное произведение искусства? Прикажи выбить на постаменте «Тезей». И монумент навсегда останется грустным памятником незадачливому царю Тезею, имевшему неосторожность выступить против незыблемых порядков, его бесславному концу.

— Еще я хочу починить наш славный корабль, заброшенный на берегу, и поднять на постамент.

— Хоть на золотой, если у тебя найдется столько золота, — сказал Нестор. — Но, любезный мой, что это за идиотский приказ ты отдал — о вылавливании аэдов, скульпторов и прочих служителей девяти муз? Я его отменил от твоего имени, уж не посетуй. Перестань валять дурака. Пора бы понять, что один живой аэд, который поет нужные тебе песни, важнее сотни повешенных.

Гилл видел, как побагровел массивный затылок Менестея.

— Я все-таки не мальчик, Многомудрый, — сказал Менестей хрипло. — Долго мне еще выслушивать поучения?

— Пока не поумнеешь. Ступай, у меня и без тебя хватает дел.

Менестей пошел прочь, преувеличенно громко топая. Властно, как ему казалось, но выглядело это смешно и глупо.

— А, Гилл, — Нестор словно только сейчас его заметил. — Пришел, наконец? Видел этого барана? Ничего, скоро мы его благополучно прикончим. Мало того что он туп и глуп, он сам свято верит во все те бредни, которыми угощает слушателей. Какой же из него государственный деятель? Смех один…

Не было сил слушать этот бархатный голос. Гилл прикинул расстояние, примерился и, выхватывая кинжал, рванулся вперед.

Что-то прожужжало в воздухе, и Гилл содрогнулся, не понимая, почему он налетел на невидимую стену, тело отказалось повиноваться и клонится к земле. Он скосил глаза и увидел торчащую из груди рукоять спартанского метательного ножа, поморщился, испытывая прямо-таки детскую обиду, — так несправедливо было со стороны судьбы лишить его возможности нанести хотя бы один удар.

Перед глазами встала Лаис, тоненькая, с полурассыпавшимся узлом волос, в сиянии щемящей нежности. Бронзовая ящерка печально ткнулась в его щеку и исчезла за колонной, промельком блеснуло воспоминание, что он так и не собрался спросить у Лаис, за что же она его полюбила, сияние исчезло, мир завертелся и погас.

Чуточку побледневший Анакреон сказал:

— Я не знаю, чему больше изумляться — мастерству твоих телохранителей, твоей вере в него или твоей предусмотрительности.

— Трать красноречие на девушек, это сулит более осязаемые выгоды, отмахнулся Нестор. — Когда доживешь до моих лет, поймешь, что прозвище Многомудрый присваивается не зря.

— Опасная была забава.

— Я не был уверен до конца, что он решится. — Нестор подошел к лежащему навзничь Гиллу и заглянул в лицо. — Бедная марионетка все же оказалась способной на самостоятельный шаг. Так о чем ты собирался доложить, когда ввалился болван Менестей?

— Наши люди выследили Эпсилона со свертком под мышкой. Ты сам сказал, что нужны бумаги, а не человек. Словом, его убили метательным ножом, не хотели рукопашной.

— Но почему же я не слышу радости в твоем голосе? — вкрадчиво спросил Нестор. — Почему ты прячешь глаза, мальчик мой?

— Потому что в свертке не было бумаг. Там…

— Что?

— Навоз, — решился Анакреон.

— Покойный был не лишен чувства юмора. — Нестор невесело захохотал и оборвал смех. — Проиграли. Позорно. Что скажешь?

— Не мы его выследили, а он нам подставился, уводил от того, кому передал рукопись, — я уверен, что не укрыл в тайнике, а именно передал, иначе не лез бы нам на глаза.

— Вот именно. Хоть кентавра-то прихлопнули?

— Без особых трудностей.

— А стрел у нас нет, хотя это не столь уж важно — три последние стрелы