Книга Месть – блюдо горячее - Николай Свечин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лыкову-Нефедьеву не хотелось оспаривать такую упрощенную картину. И он чаще кивал, чем возражал. Сначала мужчины пили белое неготинское вино, лучшее в стране. Доброслав и тут солировал: сказал, что его в больших количествах скупает Франция и продает потом по всему миру под маркой бордосского. Убавка скромно ела традиционную дамскую сладость – варенье с холодной водой и запивала ореховым ликером. Русский решил шикануть и заказал икру дунайских белуг (оказавшуюся очень вкусной). Мужчины тут же перешли на ракию. Ее в итоге выпили много и расстались друзьями. Убавка, молодая и красивая, протянула русскому руку для поцелуя и позвала в гости. У них особняк возле парка Топчидер, в получасе езды от Белграда. Можно добраться трамваем. Красивое место, любимый променад жителей столицы. Гость пообещал, зная, что не придет.
Павел поселился в скромной механе[50] на Макензиевой улице под именем Карла Зоммельта. Он ждал, что ему назначат встречу с майором Танкосичем. Но оказалось, что сначала маршрутник должен представиться Гартвигу.
Русская миссия находилась на улице Короля Милана, в престижном месте: справа старый конак[51], а напротив – новый. Здание поражало своей скромностью: одноэтажное, с полуподвалом, зажатое с двух сторон магазинами. Посланник оказался живым, умным, но слишком резким. Корпусный, абсолютно лысый, борода длинным клином и суровый взгляд… Такие люди, как правило, никого не слушают, кроме себя. В Сербии Гартвиг делал работу сразу за два министерства: дипломатическое и военное. Шесть лет он руководил Азиатским департаментом МИДа и стал известен как защитник славянских студентов. Штабс-капитану показалось, что посол не совсем здоров: цвет кожи серый, глаза запали, и вообще на лице его читалась какая-то застывшая тревога. Балканы – пороховая бочка Европы, служить здесь отнюдь не синекура. Хотя полковник Артамонов, например, излучал ленивое благодушие…
Гартвиг расспросил разведчика о его заданиях, особо отметив необходимость обоснованного ответа сербскому премьер-министру. И Павел, не удержавшись, спросил:
– Ваше превосходительство, насколько справедливы слова, что как захочет Старик, так и будет? Мир или война зависят от его желания. Ведь так не бывает. Он же не Господь Бог.
Гофмейстер долго молчал, сверля штабс-капитана взглядом. Потом ответил:
– Никола Пашич не Господь Бог, это верно. Но в Сербии он влиятельнее короля. Петр лишь марионетка в его руках. Короля мало упоминают даже патриотичные горожане, сидя в кафанах.
– И как к этому относиться?
– С уважением, господин штабс-капитан, как же еще? Сербия наш главный союзник на Балканах, особенно после потери Болгарии. Мы тут имеем большой моральный капитал. Однако он предполагает и ответственность. Старик не хочет войны и старается ее не допустить по мере своих слабеющих сил. Но офицерство перетягивает общественное мнение на свою сторону.
– Николай Генрихович, – осмелел окончательно разведчик. – А зачем нам эта война?
Взгляд у гофмейстера сделался обжигающим.
– Но как ее теперь избежать? И сколько можно подставлять швабам то левую, то правую щеку? Нет, пора выяснить мечом, кто будет править на Балканах.
– Тогда мы должны удовлетворить просьбу сербской армии. Ведь они оттянут на себя несколько австрийских корпусов. И тем помогут нашим войскам на поле боя. А мы считаем, много это, тридцать шесть горных пушек, или урезать заявку? Давайте передадим им хотя бы заручные мосинки.
– Мосинки понятно, это наши трехлинейки. А что такое заручные?
Штабс-капитан пояснил гофмейстеру:
– Это винтовки, которые остаются в полках от некомплекта чинов. Они пылятся в арсеналах.
Гартвиг развел руками:
– Вы офицер, а я дипломат. Скажите мне, как надо помочь союзнику, а я доведу до сведения начальства. Сколько всего корпусов у Двуединой монархии?
– Шестнадцать. Три или четыре им придется бросить на Сербию. Может, даже пять, если Италия не вступит в войну на стороне Антанты.
– Большое подспорье нашим войскам в Галиции!
В конце беседы посол поднял еще одну важную тему:
– Напишите Монкевицу, что надо прислать сюда русский морской отряд. У немцев господство на воде – целая флотилия. Они прорвутся мимо столицы, высадят десант в тылу… Хорошо бы заранее перекрыть реки. И там, и там имеются острова: Большой и Малый Цыганские на Саве, Большой Военный и Кожара на Дунае. Между ними удобно ставить минные банки, как говорили мне приезжавшие сюда моряки. Когда начнется стрельба – поздно будет…
Собеседники также договорились, что в донесении разведчика Монкевицу насчет заявки премьер-министра будут стоять бо́льшие цифры. И штабс-капитан удалился.
Через час ему в номер принесли сообщение: майор Танкосич ожидает штабс-капитана в… бане подофицерской школы. Надо сказать на входе: к Воиславу, и русского проведут. Адрес стоял такой: Верхняя крепость, возле тюрьмы.
Приглашение отдавало чудачеством, но в гостях, как в неволе. И Лыков-Нефедьев отправился в Калемегдан. Отыскал часового на входе в корпус школы, сообщил ему пароль. Тот вызвал подчаска, и разведчика повели внутрь. Вскоре он уже входил в чистое просторное помещение раздевальни. За столом сидел укутанный в простыню человек с острыми, загнутыми кверху усами и насмешливыми глазами.
– Здравствуй, Павел, – сказал он приветливо по-немецки. – Раздевайся и садись, сейчас принесут пиво.
Штабс-капитан замешкался, но серб добавил:
– Нам надо серьезно поговорить, а здесь никто не подслушает.
И Брюшкин начал стягивать с себя костюм. Когда он разделся до пояса, Танкосич ахнул и обежал вокруг гостя:
– Вот это да! Я позову Аписа, он сам атлет и любит атлетов. Только учти, подполковник захочет испытать твою силу.
– Мне уже говорили об этом. Пускай попробует.
– Ха! Я тебя предупредил…
Они сели напротив друг друга и обменялись внимательными взглядами. Потом серб заговорил:
– Мы желаем войны, а Старик тянет нас назад. Россия ведь тоже хочет наказать Австрию, верно?
– Многие хотят, но другие боятся, – уклончиво ответил русский.
– А ты сам за что? Спрошу иначе: ты мне брат или не брат?
– Вот даже как, – решил не спускать Павел. – Если я скажу, что против бойни, ты выгонишь меня на улицу?
– Нет, конечно, но в сердце моем поселится разочарование. Скажи, тебе уже приходилось воевать? Ты убивал людей?
– На секретной службе случалось попадать в разные переделки, в том числе опасные. Но в открытом бою я не был и никого не