Книга Портрет семьи - Наталья Нестерова

Когда вырабатывала план побега, я не сразу вспомнила об Игоре. Мне требовалось скрыться так, чтобы ни одна разыскная собака не обнаружила. Просто ткнуть пальцем в карту и поехать неизвестно куда — очень соблазнительно. Но не в моем положении, которое дальше будет становиться все уязвимее. Мне необходимо участие, крыша над головой, медицинское наблюдение, относительно нормальные условия после родов хотя бы на несколько месяцев. Лучше на год, пока ребенок не станет ходить, или на два, когда он будет говорить, или на всю оставшуюся жизнь…

Мысленно перебрала знакомых и родственников — не очень много кандидатур, и никто не годился. Об Игоре я не помнила, как не помнят об охраннике, которому ежедневно показываешь пропуск у входа на работу. Уже склонялась к мысли поехать куда-нибудь на юга, снять квартиру и затаиться. Но ни одного знакомого лица даже при моей необщительности — это страшно. Случись что-нибудь со мной, как поступят с ребенком? Отдадут в детдом? Стоило огород городить, чтобы моя дочь пополнила ряды несчастных сирот… Ее, конечно, могут удочерить и отправить куда-нибудь в Австралию. Рожать ребенка, чтобы осчастливить австралийских фермеров? Неизвестно, как они воспитают мою малышку. Вдруг они мормоны? И будет девочка третьей женой религиозного фанатика…

Я предавалась этим размышлениям, проезжая в троллейбусе по Чистопрудному бульвару, увидела здание почтамта. Надо бы выйти, забрать письма Игоря, давно ему не отвечала… Игорь! Чем не выход? Отличный выход! Я стала протискиваться к двери.

Игорь хорош тем, что я даже не обузой на шею ему повисну, окажусь своего рода благодетельницей. Ты столько лет меня ждал? Вот, дождался, принимай! А если захочет все по-настоящему, с постелью и поцелуями? Тянуть время! Тебе, Игорек, терпения не занимать! Я сейчас не могу, доктор не велит. Но целоваться придется! Ничего, не сахарная, ради ребенка потерплю. И есть хорошая уловка: дай мне к тебе привыкнуть, не торопи, потерпи!

Найдя гениальное решение, я испытала подъем духа, которого давно была лишена. Тупиковая ситуация вдруг оборачивалась прекрасной перспективой.

В долгий ящик я решила дело не откладывать.

Прямо с почтамта заказала справочную телефонную службу Алапаевска, и мне по фамилии и адресу дали номер домашнего телефона Игоря. Я тут же его набрала.

— Привет! — радостно поздоровалась. — Это Кира.

— Кто? — спросили на том конце.

— Игорь?

— Да-а… — Он растерянно протянул.

— Игорь, я могу подумать, что ты не рад меня слышать! — капризно захихикала.

— Очень! — Он задохнулся от восторга. — Очень рад! Но ты никогда… Ты уже три месяца не пишешь… Кира! Это правда ты?

— Конечно! Как же тебе доказать? — Я жеманничала, как записная кокетка. — Помнишь, мы ходили на каток в парк Горького? И ты учил меня прыжку вполоборота? А я все время падала. Мы замерзли, а ты еще купил мороженое!

(В тот вечер я отбила копчик, и у меня здорово болела попа, выражаясь языком моего сына, до рождения которого оставалось три года, болел банкомат. Я была зла на собственную неуклюжесть и срывала недовольство на Игоре и фруктовом мороженом. Но сейчас те события неожиданно покрылись романтическим флером.)

— Кира! — Он боялся поверить. — Это ты!

— В полный рост и с преинтереснейшим известием. Хочешь знать каким?

— Да!

— Я к тебе приеду!

Послышались странные звуки: грохот, шелест, возня. Не в обморок же он упал?

— Игорь! — позвала я. — Игорь, что с тобой?

— Кира! Я… ты… мы…

— Мы скоро увидимся.

— Повтори, пожалуйста! Ты хочешь ко мне приехать?

— Совершенно верно. Кажется, ты не рад?

— Что ты! — закричал Игорь. — Страшно рад! Счастлив! Не могу поверить!

— То-то же! — Я перевела дух. — Когда буду выезжать, дам тебе телеграмму, чтобы встретил поезд.

— Кира? Ты не могла бы еще раз сказать? Ты в самом деле намерена ко мне приехать?

— Сколько раз тебе повторять?

— Кира! Не могу дышать!

— Крепись! Я везу большие запасы кислорода. До свидания, Игорь! До настоящего свидания!

Положила трубку, не услышав ответного прощания, а только булькающие звуки. Заплакал от умиления, что ли? Хорошо бы его не разбил инфаркт до моего приезда!

Все последующие приготовления к побегу не составили труда. Главной заботой был разговор с Антоном, которого требовалось подбить на должностное преступление. Больших угрызений совести я не испытывала, потому что читала в романах Латыниной про нравы российского бизнеса. Беременную женщину продержать несколько месяцев на зарплате — это копейки по сравнению с забавами олигархов, которые прикарманивают промышленные комплексы.

Но мне пришлось лихо, когда в середине разговора Антон потребовал открытости. Я пустила слезу и не заметила этого. Я ломала себя, как хирург скальпелем резала по живому. Просила! Я никогда в жизни ни о чем никого не просила! Это все равно что быть чуть-чуть повешенной. Тебе на шею надели петлю, выбили из-под ног табуретку. И ты висишь, горло передавило, глаза выкатываются, язык полез наружу… Хорошо, что Антон вовремя подхватил меня и снял петлю!

Я считала, что уже ничего нового не могу узнать в жизни, испытать новых чувств или ощущений, что не развиваюсь эмоционально или физически.

И сие есть физиологическая норма для женщины-бабушки. Но ребенок, которого я ношу, пробил коридоры в моем сознании, абсолютно неожиданные.

Я могу врать, просить, навязываться, унижаться, клянчить деньги, строить козни и интриги. Если бы мне потребовалось для собственного здоровья, которое есть благополучие ребенка, забрать у нищего корочку хлеба, я бы забрала!

Все дело в счастье, которое со мной случилось.

От этого счастья я на пятом месяце.

Попутчицы

Давно не ездила в поездах, они изменились в лучшую сторону. Чисто, кожзаменитель на сиденьях не порезан, на полу ковер, на окнах занавесочки. Только пахнет по-прежнему — туалетом и железной дорогой.

В купе вошла женщина монументальных форм, как если бы Людмила Зыкина наплевала на диеты.

Следом протиснулась вторая, ростом поменьше, но в талии значительно шире. Свободного пространства не осталось, а из-за их спин зазвучал женский голос:

— Проходите! Я коридор закупорила!

Третья попутчица по массе была под стать первым двум — снежная баба в пальто. Такое впечатление, что в кассе специально выдавали билеты по живому весу. Раньше были вагоны для некурящих, теперь — купе для тучников?

Я забилась в угол к окну. Женщины пыхтели, сопели, рассовывая свои вещи, почему-то торопились, мешали друг другу и переговаривались возбужденно:

— Вы посидите!