Книга Птичка над моим окошком - Анна Яковлева

– Завидное самомнение. Вынуждена тебя огорчить: не тянешь ты на доминантного.

– Почему это? – Мотя подвинул к себе новое блюдо – копченого угря с каким-то гарниром, на который Августа не могла смотреть без содрогания.

– Господи, что ты ешь?

– Повышает потенцию, между прочим, – поделился сокровенным Матвей.

– Я так и знала, что без стимуляторов не обходится, – мстительно произнесла Августа.

Матвей покачал головой:

– Злая ты.

– А ты тупой распутный тип. Выставляешь напоказ свою личную жизнь и бахвалишься: смотрите, какой у меня потенциал.

– Хорошо, – с показным смирением сказал Мотя, – прости, больше этого не повторится.

– Давно бы так, – буркнула Августа.

– Спасибо за компанию. Домой или еще побродим? – мужественно предложил Матвей. Перспектива вернуться на рынок и продолжить поиски сумки его пугала.

– Пожалуй, домой.

Обессиленные длинным днем и затянувшимся препирательством, в молчании загрузились в «шевроле», не выдержавший столкновения со щипачом, и покатили домой.

Всю дорогу Матвей пропагандировал китайскую и корейскую кухни, а Августа презрительно фыркала и поглядывала с подозрением – не набросится ли на нее этот любитель легкоусвояемого белка и девочек.

Не набросился, чем вызвал в душе Августы не менее подозрительную смесь облегчения и разочарования.

Отказ от секса с загорелой до черноты Таней – большей жертвы Степура предложить не мог. Жертва оказалось односторонней, мало того – напрасной, потому что ее не оценили.

Это стало ясно уже на следующее утро, когда Матвея разбудили бравурные звуки русской народной «Я на горку шла… уморилась, уморилась, умори-ла-ся». Ритмический рисунок поражал сложностью – налицо был явный прогресс.

Песенка была в десятку.

Уж как он уморился от этого дебильного репертуара, подсмотренного в студии детского творчества – слов нет, одни буквы.

Нет, ну играли бы, например, вальсы Штрауса или там венгерские танцы Брамса.

Под не менее бравурную «У дороги чибис, у дороги чибис…» Матвей поднялся с постели и поплелся на кухню – за бромидом.

На месте бромида не оказалось. Слегка озадаченный, Мотя поискал в соседних шкафах и ящиках – безрезультатно. Флакончик с таблетками бесследно исчез.

Путем несложных логических умозаключений Матвей пришел к выводу, что руку к флакончику приложила маменька.

Легкая на помине, Лидия Родионовна колотилась в дверь.

– Еще один чибис, – проворчал Мотя, впуская матушку.

– Сынок, разбудила? – извиняющимся тоном спросила та.

– Тут и без тебя есть кому разбудить.

– Отлично. Я транзитом. – Матушка всучила пакеты сонному Моте. – До работы решила к тебе заскочить, еды привезти, ты ведь наверняка голодный сидишь? Я звонила в хирургию, спрашивала, сказали, что тебе уже можно все. Тут котлетки, гречка, суп с фрикадельками и пирожки с яйцом, рисом и луком – твои любимые. – Тараторя, матушка отконвоировала Матвея на кухню.

Устрашающее количество кастрюлек и пластиковых контейнеров мгновенно заняли стол.

– Мам, ну куда столько, – взмолился Матюша, – я же не съем!

– Ничего-ничего. А то я не знаю: Виталик притащится, в ресторан потянет. Так вот, чем по ресторанам шляться, деньги проматывать, дома посидите. Тебя Шутихин только в расходы ввергает. Друг называется. – Холодильник одобрительно загудел, приняв на хранение продукты. Лидия Родионовна сложила пакеты в сумку.

И тут Мотя вспомнил о бромиде.

– Мам, ты пузырек с желтыми таблетками в ящике не видела?

– Да, – по лицу Лидии Родионовны прошла тень, будто ей напомнили о чем-то неприятном, – видела. Я все хотела спросить, сынок, что это за таблетки?

– Успокоительные. А где они?

– И давно ты пьешь успокоительное? – проигнорировала вопрос матушка. Смотрела на сына как на бомбу с часовым механизмом.

– Да нет, только когда кобыла околела и конюшня сгорела, – сострил Мотя. – Твои любимые соседи задрали. По утрам разучивают музыкальные произведения крупной формы. А почему ты спрашиваешь?

– Сынок, я узнала очень неприятные вещи об этих таблетках, – скорбно прошептала маменька. – Григорий Иванович сказал, половое возбуждение они тоже тормозят. И могут даже снизить потенцию. Не до такой же степени тебе соседи спать мешают, правда?

Обескураженный, Матвей пытался совладать с лицом:

– Снижают потенцию?

– Сынок, я тебя умоляю, не пей эту гадость, зачем они тебе? Я о внуках мечтаю, а ты… – Лидия прибегла к проверенному средству – слезам.

– Мам, мам, – Мотя неуклюже обнял матушку, – не плачь, ну не плачь. Не пью я их.

От слез матушки, а еще больше от ее слов у Моти в голове запустился сложный механизм – воспоминание о том, что предшествовало появлению этих таблеток в его доме.

Ну конечно! В аптеке, куда он заглянул накануне вечеринки с совершенно конкретной целью, за презервативами, Августа покупала бромид – успокоительное, снижающее половое возбуждение. Интересно, зачем оно ей понадобилось?

Хм…

– Правда не пьешь? – вывел Матвея из задумчивости голос матери.

– Да я всего несколько штук принял… Только когда выспаться хотел. Она из своего брата делает Рихтера. Вон, слышишь? – Мотя поднял указательный палец. – Слышишь? Достала уже. А еще врач. Бедный парень, как он ее переносит?

Проявлявшая до этого мгновения все признаки спешки, Лидия Родионовна плавно опустилась на стул:

– Врач?! Ава врач?

– Да.

– Так это она тебе скорую вызвала?

– Она.

– Значит, вы знакомы… И как она тебе?

Матвея всегда поражала способность матушки не замечать главного, но раздувать мелочи. Он дернул кадыком:

– Красивая.

– Я же говорила, – возликовала Лидия, – вот какая жена тебе нужна!

– Браки совершаются на небесах, – блеснул эрудицией Матвей.

От внезапного озарения Лидия Родионовна порозовела:

– Сынок, что ж ты теряешься? Если вы уже знакомы, сходи попроси перенести занятия музыкой на другое время, скажи, что у тебя отпуск, – по-хорошему поговори. Вот увидишь, она войдет в твое положение.

– Как же, войдет она, – буркнул Мотя, – говорил уже. Сказала, что я ей мешаю намного больше.

Настроение у Лидии Родионовны моментально изменилось.

– Ты опять за старое? – всплеснула она руками. – Опять на весь дом врубаешь эти свои хали-гали?

– Мам, – стушевался Мотя, – ну не волнуйся ты так. Ничего страшного, немного пошумел. Уеду на семь месяцев – отдохнут.