Книга Психотерапия и экзистенциализм. Избранные работы по логотерапии - Виктор Эмиль Франкл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Завтра я смогу видеть глазами художника – завтра я испытаю новые сочетания цветов и форм – и препятствие исчезнет». Она продолжает: «Хорошо выспалась… Утром практиковала упражнения на самовнушение, как и вчера. Внезапно вижу картины! После этого – посвежевшая и оптимистичная. Утром плохие новости из Америки, и вдруг все рушится. Я потеряла всякую поддержку. Я одинока, все бессмысленно. За что мне держаться? Друзья отпадают. И я не могу молиться. Остается только лечь и умереть… Бог поймет. Но я не должна. Странно: как раз сегодня я вижу себя художником. Я недостаточно работаю. Я рисую. Но снова и снова ощущение внутреннего коллапса. Это невыносимо… Почему-то не хочется терять свое человеческое достоинство. Отдаться Богу, полностью, глубоко… Но я не умею. Это нехорошо. Все потеряно! Еще одно упражнение на расслабление? Не получается переключиться. Однако я успокаиваюсь».
Итак, кризис продолжается. На другой день: «Делаю упражнения. Наконец через полчаса легкий транс. Моя установка на самовнушение такова: все неважно, главное – это живопись и Бог. Я смогу молиться; я смогу рисовать; я наедине с Богом и живописью… Утром и вечером одни и те же упражнения». День спустя: «Продолжаю упражнения. Транс наступает быстро. Теплый голубой воздух течет сквозь меня – мое правое предплечье давит своим весом на матрац… Моя новая установка на самовнушение: образы, которые я испытывала, должны снова стать свободными; это давно забытые образы редкой красоты. Я вижу их снова – мои самые личные впечатления. И на этот раз так ясно, что я могу облечь их в форму. Писала весь день; обрела видение художника. Много идей, но они сменяются в такой быстрой последовательности, что я не успеваю их воплотить. Очень оптимистична; радостно взволнованна. Почти не спала». И новый день: «Во мне постоянно возникают образы. Но я должна принимать гостей, отвечать на звонки – слишком много суеты. В промежутках пишу пейзажи, мои самые лучшие! С сумасшедшей скоростью они как будто “пишутся сами”. Безумно счастлива. Как только я закрываю глаза, один образ сменяется другим: воспоминания и вновь возникающие картины только что увиденного. А также композиции из картин – очень сложные цветовые гармонии. Все движется так быстро, что я едва удерживаю это в памяти. Перед сном делаю упражнение на расслабление. На следующий день продолжаю видеть образы. Я очень счастлива! С Божьей помощью… Жизнь прекрасна. Изображения движутся как на кинопленке, и я прекрасно сплю. Утром чувствую себя отдохнувшей, здоровой, полной энергии. Сегодня выполняла упражнение. Немедленное ощущение полета. Своего рода перевоплощение: я есть свет… Чудесно быть не чем иным, как светом! Так прекрасно, что в сегодняшней практике я не даю себе никаких установок. Не знаю, как долго продолжалось это ощущение, – во всяком случае мне сегодня лучше работалось. Картина еще не закончена – у меня есть время. Я чувствую себя очень спокойной и очень счастливой…»
Спустя несколько месяцев, которые оказались для пациентки определенно продуктивными и в течение которых ей потребовалось лишь несколько консультаций с терапевтом, она сообщила: «Н. Н. [известный искусствовед] посмотрел десять моих картин и выбрал из них одну как самую лучшую из когда-либо мною написанных. Он отметил, что их отличает очень личное видение, и добавил: “Эти картины – образец настоящего искусства; гораздо более сильные и личные, чем ваши довоенные работы; в них есть глубина, которой не было прежде. Они написаны в независимой, подлинной и честной манере, только кое-где проглядывают пережитки натурализма”. Если в первые недели терапии у меня было совсем немного творческих “взрывов и озарений” и регулярная работа была невозможна, теперь я могу писать по обычному графику. Я снова демонстрирую ясное и устойчивое отношение к работе, как и до войны, да еще без вхождения в транс. Моя работоспособность восстановилась, и я могу с чистой совестью сказать, что лечение можно считать завершенным и успешным. Именно сейчас, когда я сталкиваюсь с серьезными внешними трудностями, я вижу, насколько продуктивной была терапия. Я не испытываю ни отчаяния, ни отвращения, ни тревоги и не требую сочувствия, хоть я одинока и знаю, что никто мне не поможет. Но я воспринимаю это как испытание и сделаю все от меня зависящее. Бог наблюдает за мной – хотя утверждать это, наверное, самонадеянно. Пережитый опыт сильно меня обогатил. Я начала осознавать, что лечение устранило все мои комплексы один за другим и теперь я от них полностью освободилась. Терапия дала мне гораздо больше, чем можно было ожидать».
Несмотря на почти патологическую степень самокритичности, пациентка была довольна своими последними работами. Она снова почувствовала в себе способности. Иногда она сама делала упражнения на расслабление; когда ее спросили о ее личных установках, она предложила следующую формулу самовнушения: «Все надо отпустить – пусть мои наиболее личные переживания цвета и формы станут осознанными, и пусть я смогу перенести их на холст».
Теперь, когда пациентка могла работать полноценно, выявилась другая проблема, доселе скрытая. Теперь логотерапия должна была выйти за пределы этапа, которого лечение достигло на данный момент. Если до сих пор терапия была чем-то вроде повивальной бабки и требовалась для рождения художника, то теперь она должна была явить на свет дух пациентки. Ибо теперь задачей логотерапии стало прояснить религиозные проблемы, которые совершенно спонтанно развивались у пациентки в этот период, и, возможно, оказать ей помощь в борьбе с ними. Прогресс в лечении на тот момент можно было бы сформулировать следующим образом: из хорошо известного бенедиктинского девиза – молиться и трудиться (ora et labora) – вторая часть была исполнена, но первая оставалась нереализованной.
В записях пациентки того периода есть такой отрывок: «Сегодня на рассвете, после глубокого сна, я неожиданно полностью пробудилась. Первая мысль: Бог бросает меня на колени. В очередной раз переживаю потерю мужа и понимаю, как мне его не хватает. Я и раньше об этом смутно догадывалась, но только теперь я могу покаяться. Сегодня Бог пробудил меня. Утром я пошла в церковь миноритов… Не буду рассказывать, что происходило со мной в этот час – разве что мне вдруг пришло в голову, что четыре года назад (после известия о гибели мужа на войне) я тоже пошла в эту церковь. Тогда я горячо молила Бога о смерти. Сегодня я хочу жить! Сколько всего мне предстоит искупить».
Много недель спустя пациентка сделала в своем дневнике такую запись: «Я тщетно пытаюсь справиться со скрытой виной, которую смутно ощущала годами, но не могла принять. Ибо за все это время я не позволяла себе никакой веры (вера, особенно в Бога, есть не добродетель, а блаженство, благодать). Что я делала? Почему я наказывала себя? Я должна это выяснить». Таким образом, женщина предполагала, что она сама себе преградила путь к вере. Затем по совету врача она приступила к упражнениям, в которых установка формулировалась следующим образом: сегодня ночью мне приснится, в чем моя вина. Однако в ее отчете указывалось, что она не смогла добиться положительного результата. Примечательно, что в то же время на том же листе бумаги она просит доктора растолковать давний сон – со времен войны, – который «до сих пор ее сильно волновал». В связи с этим вспомним известный и важный совет Фрейда: давать психологическую оценку детским воспоминаниям независимо от того, являются ли они истинными воспоминаниями о чем-то, что действительно произошло, или лишь установками, спроецированными в прошлое из бессознательного, – ложными воспоминаниями. В нашем случае не имело большого значения, что сон не явился желаемым ответом на вопрос ее бессознательного. Аналитическое значение заключалось в том, что это старое сновидение было представлено терапевту впервые в связи с проблемой, над решением которой билась пациентка.
Содержание сна: больная через окно коридора наблюдает за дверью своей квартиры и видит, как туда входит молодая женщина. Она сразу понимает, что это она сама. «Одно Я смотрит на другое Я, – описала она ситуацию. – Второе Я отпирает дверь и входит в большую комнату, затем поворачивает налево – теперь стены становятся прозрачными – в маленькую комнату (сейчас это моя студия) и направляется в угол с печкой. Там на соломе лежит немецкий солдат. Второе Я наклоняется над ним и убивает его. Потом я просыпаюсь». Мы не ошибемся,
