Книга Смерть домохозяйки и другие тексты - Сара Даниус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но для большинства из нас главная проблема – не то, что может произойти, а то, что уже произошло (за исключением неприятной мысли о неизбежном конце человеческого существования). Большинство из нас уже были одурачены, иногда несколько раз, порой по-крупному. И главный вопрос для нас: как справляются с подобным опытом разумные люди. Вот что говорит по этому поводу Марк Аврелий:
Всякий раз, когда поражаешься чьему-либо бесстыдству, тотчас спроси себя: а может ли в мире не быть бесстыдных? Не может. Поэтому не требуй невозможного. Ведь и этот – один из бесстыдных, которые необходимо должны быть в мире. Ту же самую мысль держи наготове и при встрече с человеком лукавым и вероломным и со всяким в чем-нибудь прегрешающим. Ведь если будешь помнить, что такая порода людей не может не существовать в мире, станешь относиться благожелательнее к каждому [из этой породы] в отдельности[58].
Проще говоря, проблема не в мире, а в том, чего мы ждем от этого мира. Марк Аврелий продолжает:
Также полезно в этих случаях тотчас подумать о том, какую добродетель дала человеку природа в противоположность этому пороку. Ведь, например, против человека упрямого дала она как противоядие кротость, против другого – другую какую-нибудь способность. Вообще, можно переубедить заблуждающегося, потому что всякий прегрешающий отклоняется от цели и блуждает [себе же во вред]. А тебе в чем вред? Ведь поймешь, что ни один из тех, кто тебя раздражает, не сделал ничего такого, отчего твое разумение могло бы стать хуже. Зло же и вред для тебя имеют всё свое основание только в нем [в разумении]. Что же плохого или странного случилось, если невоспитанный делает то, что свойственно невоспитанному? Посмотри [лучше], не должен ли ты скорее себе самому вменять в вину, что не был готов к тому, что такой совершил именно такое прегрешение. Ведь и разум дает тебе повод думать, что, вероятно, такой совершит именно такое прегрешение, и всё-таки, забыв об этом, ты удивляешься, если он прегрешил.
Марк Аврелий всю жизнь пытался ответить на вопрос: как поступить, если тебя обманули. А что же господин Зернер? Для него ответ очевиден. Лучше всего – не дать себя обмануть. И единственный способ достичь этого – стать самым хитрым мошенником из всех. Таков практический совет Зернера.
Марк Аврелий говорит: «Рой внутри себя. Внутри источник блага, и он может всегда бить ключом, если всё время рыть».
Вальтер Зернер говорит: «Наблюдательный человек – тот, кто всегда и везде видит подвох».
Марк Аврелий говорит: «Любить только то, что происходит с тобой и тебе отмерено. А что еще более подходит человеку?»
Вальтер Зернер говорит: «В те неотвратимые моменты, когда тебя охватывает неистовое желание внутренней твердости, когда одолевает глубокая ненависть к самому себе, проясняющая катастрофичность ситуации, в которой ты оказался, когда наваливается мучительное осознание великого Небытия: выпей две чашки горячего шоколада, прими аспирин и ложись спать».
3
И что теперь?
Было бы, конечно, мило с моей стороны завершить речь утверждением, что Вальтер Зернер, несомненно, многое может сделать для Сары Даниус и всего человечества. Но есть что-то глубоко неудовлетворительное в подобном завершении. Даже если бы это оказалось чистой правдой.
Дамы и господа, я сдаюсь. Никакого завершения не будет. Все нити упущены. Я попыталась перехитрить мошенника. Попытка изначально была обречена на провал, но поняла я это слишком поздно. Меня надули ровно в тот момент, когда я приняла предложение выступить с этой речью. Меня позвали в отель поздним вечером, в одиннадцать; наш герой сидел на собранном чемодане; постучав пальцем по наручным часам, он сказал: ты должна принять решение. Ты выступишь с речью или нет? Ты не можешь отказаться. Я сказала: конечно, не могу. Он знал, что именно так и будет. А я не знала. Теперь я понимаю, что меня занесло в этот всеми позабытый залив вместе с мелкой сошкой Вальтером Зернером, и я, как ни странно, ничего не имею против. Здесь тихо и спокойно, я плыву себе по-собачьи, и он плывет рядом со мной. Он учит меня своим мошенническим трюкам, а я учу его своим – например, как произнести речь, у которой нет завершения, но при этом заставить публику поверить, что завершение есть, более того – идеальное с точки зрения риторики. Но скоро, скоро приплывут огромные круизные лайнеры. Спасите меня, пока не поздно! И спасите, ради всех святых, господина Зернера.
Вальтер Беньямин и Берлин его детства
Впервые опубликовано в газете Dagens Nyheter 27 сентября 1994 года под названием «Загадки без отгадок».
Идеалом для критика и философа Вальтера Беньямина была имперсональность. В книге «Берлинская хроника», над которой Беньямин работал в начале 1930-х годов, автор признается:
Если я пишу по-немецки лучше большинства писателей моего поколения, то в основном благодаря двадцатилетнему соблюдению единственного правила: никогда не употреблять слова «я», кроме как в письмах[59].
Однако ему всё же пришлось нарушить это правило. А иначе как описать собственное детство? Так что «я» появилось, и Беньямин использовал его как точку, в которой сходятся силы истории.
Когда к власти пришли нацисты, последние остатки веймарской культуры были уничтожены. Как и многим другим, Беньямину пришлось эмигрировать. «Берлинская хроника» стала экспериментом с повествованием от первого лица единственного числа. Автор берет своего читателя за руку и рассказывает о жизни в Берлине на рубеже веков в форме повествовательной прогулки.
«Берлинская хроника», в свою очередь, послужила «заготовкой» для книги «Берлинское детство на рубеже веков», которая была опубликована посмертно в 1950 году. От «Берлинской хроники» – легкой, свободной, глубоко личной – до туго закрученных образов «Берлинского детства» был пройден немалый путь. Итак, что же сделал Вальтер Беньямин?
Прошлое как таковое уже было однажды описано. Теперь нужно было проанализировать картины, всплывающие в памяти, сопоставить их друг с другом и разблокировать с их помощью исторические тайны. Для Вальтера Беньямина оставался лишь один путь: работать над формой.
Похоже, он с ранних лет осознал, что форма и содержание связаны неразрывно; эта диалектика легла в основу «Пассажей» – труда, над которым Вальтер Беньямин работал долгие годы,
