Книга Пираты московских морей - Сергей Александрович Высоцкий

подъем не больше двух секунд.

Подруга молчала, стараясь прятать лукавую улыбку. Но это плохо ей удавалось.

— Ну, бабы, ну, бабы! — с чувством выпалил сыщик, когда за ними захлопнулись двери номера. — Я могу понять ту дылду, которая неслась по лестнице, как Сидорова коза! Но ты?!

— Лучше посмотри на апартаменты, в которых мы проведем на сутки больше, чем планировали! — Лизавета взяла Владимира за плечи и развернула лицом к огромной гостиной. Фризе заметил только бескрайний лес за стеклянной стеной, слегка подсвеченный багрянцем закатившегося солнца.

— Ничего не вижу, ничего не слышу! — проворчал сыщик. — Пока не объяснишь мне, откуда знаешь про этого чертова Ростика и Берту!

— А ты скажи мне, почему назвал эту некрасивую баскетболистку Сидоровой? У нее же совсем другая фамилия!

— Некрасивую? — удивился Фризе. — Ты считаешь ее некрасивой?

— Факт.

— Вот и попалась! — засмеялся Владимир. — Она же неслась — только пятки сверкали. Значит, ты видела ее раньше!

— Я не могла вручить тебя незнакомой дедушке. Выбрала свободную минуту и съездила в Швейцарию. Присмотреть тебе шале в горах и взглянуть на женщину, имя которой ты называл в бреду, когда получил удар по дурной башке в Карлсбаде. В год нашего первого рандеву.

— Надо же! — уважительно произнес сыщик. — Все-то ты помнишь. Умная шпионка. Это ж надо! Потратить столько бензина только ради того, чтобы взглянуть на мою старую знакомую. Бензин-то, наверное, казенный? Уволят!

— Ворчишь вместо того, чтобы сильно хвалить?

Фризе вдруг осенило:

— И встречу в этой забегаловке ты подстроила?

— Я не господь бог. А в эту прибегаловку мы завернули только потому, что там можно покушать твою любимую «кабанью ляжку по-берлински».

— Ну, Лизавета! — восхитился Фризе. — Ты самая лучшая немецкая девушка на свете! Но только следует говорить: «кабанья ножка по-берлински». А ляжка — у одной моей знакомой. И очень красивая.

— У меня?

— Угу.

— И тоже самая красивая?

— И тоже самая красивая! — Владимир крепко обнял ее и стал целовать. Он даже простил ей, то, что она назвала Берту «дедушкой». Он понимал, что виной тому вовсе не слабое знание русского языка.

Лишь глубокой ночью, когда Лизавета наконец угомонилась и крепко уснула, Фризе осенило: первой исчезла с его горизонта Дюймовочка. И это совпало по времени с появлением на экране его телевизора незваных гостей бог весть из какого царства. За Дюймовочкой последовали другие…

ПАПА ВЫХОДИТ НА СЦЕНУ

Умная, профессионально подготовленная женщина, десять лет проработавшая в Интерполе, знает куда больше, чем предусмотрено ее служебным положением и кодом доступа. Объясняется это очень просто, на бытовом уровне: если она красива, любой коллега, стремясь завоевать ее расположение, всегда готов, если не поделиться, то по крайней мере намекнуть на закрытую информацию. Ведь обладание секретами придает мужчинам особый шарм. Так по крайней мере они сами считают.

Сложнее с женским контингентом. Ревность, зависть, высокомерие преодолеть нелегко. Но если у тебя хватает ума держать его «на коротком поводке» и не демонстрировать при каждом удобном случае, а готова дать неназойливый совет коллеге при выборе лучшего парфюма и похвалить ее новое вечернее платье, то и здесь тебя ждет успех. В разговоре на отвлеченную тему случайно или преднамеренно тебя введут в курс событий, происходящих вне зоны твоей компетенции.

Лизавета была красива, умна, обладала прекрасным вкусом. И поэтому знала чуть-чуть больше, чем ее непосредственный начальник — руководитель германского бюро Интерпола. Он, например, не знал, что русское бюро их организации пытается негласно и не совсем законно выяснить, не обретается ли на территории ФРГ некий господин Фризе Владимир Петрович? Да если бы и знал? Что с того? Кто он ему, этот Владимир Петрович? А для Лизаветы он был близким человеком. Можно сказать родственником.

Немудрено, что получив такую информацию, молодая женщина заволновалась. А когда ей позвонил сам виновник беспокойства, Лизавета тут же «включила» пятую скорость и с помощью газет, Интернета и симпатичного советника самоуправления города Кельна выяснила, что Фризе стал богатым наследником своих немецких предков.

Газеты не слишком баловали «наследника» вниманием. Писали, конечно, но как-то сквозь зубы. Уж больно внушительный кусок должен был отхватить этот русский господин от Кельнского пирога.

Комментарии в Интернете можно было свести к одной короткой фразе: «С какой стати!» Граждане портового города призывали юристов «включить мозги» и отыскать в законодательстве веские причины для того, чтобы не обижать «наш прекрасный штадт». Один «мыслитель» ссылался даже на некоторые статьи Законодательства Веймарской республики.

Симпатичный советник магистрата, кстати, блондин, сказал Лизавете, что шансы получить наследство у господина Фризе есть. Но шансы — это еще не само наследство.

— А почему ты заинтересовалась этим русским наследником? — спросил советник. И имел на этот вопрос полное право. Осенью должна была состояться их свадьба.

— У нашей организации есть свои маленькие секреты, — строго ответила Лизавета и отключила связь.

— Я в восторге оттого, что принимаю вас, герр Фризе в своем доме! — проворковал Отто Шлегель. Он подхватил Владимира под локоток и бережно, словно тот мог поскользнуться на паркете и упасть, провел через просторный аванзал в кабинет. Лизавета шла следом, размахивая крошечной сумочкой и посмеиваясь. Сыщик чувствовал, что она рада побывать у себя дома. Такие наезды случались у Лизаветы не часто — служба не позволяла.

Однажды Владимир поинтересовался, почему приятельница не носит фамилии отца?

— Слишком известная. Шлегель для немцев, что Карамзин для русских. Каждый встречный и… Ну, тот, кто поперек? Как его, дрек мит фефер!

— Каждый встречный и поперечный?

— Вот-вот! Каждый поперечный интересовался бы, не потомок ли я того самого Шлегеля? Мне это нужно на моей службе? Слишком приметная фамилия. То ли дело Берг!

— А к этому Шлегелю ты никакого отношения не имеешь?

— Я праправнучка Августа.

— Ни хрена себе, — прокомментировал Фризе.

В кабинете хозяина запах хороших сигар не мог до конца забить запах бумаги — шкафы с книгами занимали все стены, оставляя свободными только два огромных окна и дверной проем.

«Если тут порыться, — подумал сыщик, оглядывая тома с золотым готическим тиснением на корешках, — наверное, можно отыскать следы самого Шлегеля!»

Сам правнук произвел на Владимира странное впечатление. Во время их московской встречи, папахен Лизаветы был упитанным, энергичным мужчиной, вполне способным совершить пеший бросок вокруг Земли. Ну, конечно, не пускаясь, вплавь через океаны. Сейчас он, по-прежнему, излучал энергию, но заметно усох, даже не усох, а истончился. Фризе подумал, что Отто Шлегель стал похож на собственную тень. Точнее, на тень своего отражения в зеркале: когда они втроем шествовали через аванзал, Фризе удивился отражению Шлегеля в напольном зеркале с тронутой временем амальгамой. Удивился, но не сразу понял причину