Книга Анти-Горбачев - Сергей Тамбовский

пожалуй, набралось бы.

— Кто это там выступает? — спросил Романов.

— Не знаю, — пожал плечами Патиашвили, — сейчас много болтунов развелось, дело вот только никто делать не хочет.

— Ну что, надо занимать очередь на выступление, — задумчиво сказал Романов, — а то ведь наверняка тут у многих жжёт.

— Не надо, — бросил Патиашвили, — я сейчас всё улажу — пройдёте без очереди. Распорядитесь пока нашим конвоем.

И грузин быстрым шагом двинулся по направлению к трибуне, огибая собравшийся народ по дуге вдоль проспекта Руставели, а Романов вернулся чуть назад, где стояли три крытых Урала с бойцами.

— Подъезжаете вон к тому скверику, — проинструктировал он капитана, — и сидите там тише воды, ниже травы до поступления моей команды.

— Что за команда будет, и как мы её увидим? — уточнил капитан.

— Ты или твой заместитель должны неотрывно держать в поле зрения меня с Патиашвили — как только увидите мою правую руку, вытянутую в горизонтальном направлении со сжатым кулаком, это и будет сигнал. По нему выполняете действия, о которых мы договорились ещё в самолёте. Вопросы?

— Курить можно?

— Можно, но не всем вместе — по очереди.

— Что делать, если к нам будут обращаться местные?

— Отвечайте, что обеспечиваете безопасность митинга.

— А в случае физического воздействия?

— В смысле на вас будет оказано воздействие? Хм… действуйте тогда по обстановке, но аккуратно.

— И ещё — не вопрос, а размышление… — предложил капитан.

— Выкладывай, — разрешил ему Романов.

— Напрасно вы затеяли эти переговоры с толпой, Григорий Васильевич, — честно ответил капитан, — ни в чём вы их не убедите… а вот здоровье или даже жизнь потерять, это запросто.

— А как надо было действовать? — заинтересовался Романов, — мне правда интересно — расскажи…

— Брать надо было не роту, а пару-тройку батальонов нашей же дивизии, построить их вдоль того же скверика, — и он махнул рукой в сторону цветущих каштанов, — и очистить площадь. А самых буйных принять в автозаки. Вот и вся история.

— Не знаю, капитан, — хмуро ответил Романов, — может ты и прав… время покажет. А пока действуем по утверждённому плану.

А тут и Патиашвили вернулся вместе с двумя помощниками, был он крайне взволнован и постоянно вытирал пот со лба.

— Григорий Васильевич, — сразу же выпалил он, — обстановка накаляется, собравшиеся собираются штурмовать здание ЦК Компартии — какое будет ваше решение?

Романов переглянулся с капитаном, потом ответил:

— Я своих коней на переправе не меняю — как решили, так и будем работать. Что там с очередью на выступление?

— С этим-то всё в порядке — через пять минут у них окно, можно вклиниваться… да, насчёт бронежилетов…

— Залезайте в кузов первого Урала, — сразу понял вопрос капитан, — там вам всё наденут.

----

На трибуне было неуютно и ветрено, на Романова с Патиашвили (и трёх телохранителей из девятки) уставились десяток пар настороженных глаз.

— Это Романов, — представил его грузин, — он скажет пару слов собравшимся, как мы и договаривались.

— Пусть говорит, — с сильным акцентом высказался видимо главный из них, — у нас свободная республика, каждый имеет право голоса.

— Тогда объяви его, — предложил Патиашвили, а этот главный поднял мегафон ко рту и сказал:

— Генацвали, слово имеет Председатель Совета министров Романов, — обошёлся он без имени-отчества.

Романов принял у него из рук мегафон (древний и потёртый в разных местах) и начал:

— Товарищи, меня прислали из Москвы разобраться в ситуации. Так я приехал и разбираюсь, но что-то никак не пойму сути? Может, кто-то из вас сформулирует главные болевые точки, из-за чего народ вышел на улицы? — и он вопросительно посмотрел на главного.

Тот забрал у него из рук мегафон и огласил весь список:

— Мы требуем вернуть батоно Эдуарда на место, это главное требование. Второе — немедленно освободить грузинских политзаключенных, включая Звиада. И третье — отменить как незаконные решения властей Абхазии и Южной Осетии о выходе из состава Грузии. Территориальная целостность нашей республики не должна ставиться под вопрос, — и он вернул мегафон Романову, хитро прищурившись.

Народ на площади тем временем сильно заволновался, временами переходя на крик — примерно, как во время футбольного матча, когда назначают несправедливый пенальти в ворота хозяев.

— Спасибо, батоно Мишико (Романову шепнули на ухо, что это один из лидеров оппозиции Михаил Саакашвили), отвечаю на поставленные вопросы. Начну со второго, если позволите…

Шум на площади слегка поутих, поэтому слова Романова стали слышны.

— Звиад Гамсахурдиа, Мераб Костава и Георгий Чантурия сегодня утром освобождены из мест лишения свободы и, насколько мне известно, сейчас едут по направлению к Тбилиси.

Площадь заорала и заулюлюкала, празднуя свою пусть маленькую, но победу, но Романов и не думал останавливаться.

— Идём далее — абхазский и осетинский вопрос… давайте решать это не на площади, а путём переговоров — от постановки вопроса о самоопределении до реальных дел дистанция огромного масштаба. И митингами тут ничего не решить…

— А вы сами-то как относитесь к этому? — неожиданно спросил у него Мишико.

— Вот тут меня спрашивают о моём личном отношении к абхазо-осетинским петициям, — сказал в мегафон Романов, — отвечаю — сугубо отрицательно. Всё наболевшее можно решить в рамках существующих субъектов, поэтому незачем плодить лишние сущности, от которых потом будет мучительно больно.

Толпа взревела ещё раз, как бы не вдвое громче — так болельщики празднуют решающий гол своей команды за минуты до конца матча.

— И наконец, последний вопрос, относительно Эдуарда Амвросиевича, — продолжил Романов. — Давайте разберёмся вместе.

Глава 20. В гостях хорошо, а дома лучше

— Напомню некоторые моменты его биографии — 1956 год, Эдуард руководит кутаисским комсомолом во время известных народных волнений, напомнить его слова того времени?

— Напомнить, — раздалось сразу из нескольких мест толпы.

— Сталин, сказал он, ничего хорошего для Грузии не сделал. Эти волнения грузинского народа были подавлены в том числе усилиями батоно Эдуардо. Идём дальше, 1972 год, Шеварднадзе первый секретарь Компартии Грузии — с чего он начал свою работу? Правильно, с посадок и арестов — около 30 тысяч разных руководителей пошли по этапу в Сибирь, а еще 40 тысяч были сняты со своих постов, причём многие