Книга Куратор - Оуэн Кинг

вися на перилах, генерал М. В. Гилдерслив раздумывал, не сошел ли он с ума. Стальной корпус флагмана пробила ржавчина. Волны хлестали корабль и отступали. Мутные беловатые силуэты вновь появились на границе зрения, пульсируя в такт биению генеральского сердца. Тело Гилдерслива вдруг стало вялым, как у куклы, и свесилось с позвоночника на гудящих рояльных струнах. Похоже, он все-таки сошел с ума. Однако еще одну небольшую войну он обязан выиграть, раз обещал маме.

Он рухнул обратно на стул. Тут же подоспел адъютант.

– Вам нехорошо, сэр? Проводить вас в каюту?

Гилдерслив отказался. Он желал еще посидеть наедине со своими мыслями.

– Принесите мне другую чашку творогу, – сказал он.

Повторное открытие

Однажды утром, за три недели до генеральских раздумий в море, Ди вновь распахнула двери Национального музея рабочего. Через два дня явился первый посетитель.

Айк пришел часов в одиннадцать, с робким выражением лица и, как и просила Ди, с ведром под мышкой. Ведро было рябым от вмятин и изъеденным солью.

– Извини, другого не достал, но вообще по жизни они такие.

Ди заверила, что лучшего и желать нельзя.

Она повела Айка на третий этаж к восковой сборщице устриц, шагавшей по искусственной отмели. Ди сняла и отставила в сторону ведерко для угля и повесила видавшее виды ведро на восковую руку – целую, но покрытую сеткой трещин.

– Видишь? Если бы ведро было новеньким, не смотрелось бы.

– Точно, – согласился Айк.

Он обошел отмель, представлявшую собой приподнятую восьмиугольную платформу с приклеенным сверху слоем песка. Местами песчаная поверхность поизносилась, и проглядывала деревянная основа.

– Песка бы тебе на пляж, – сообщил он.

Присев на скамью, Айк натянул рукав и краем начал натирать маленькую бронзовую табличку с именем и фамилией человека, пожертвовавшего деньги на покупку этого экспоната полвека назад. Отклонившись назад, чтобы оглядеть палубу китобойного судна, где восковые китобои столпились у правого борта, Айк вдруг засмеялся.

Ди спросила, что он нашел смешного.

– Так и ждешь, что они в тебя плюнут, скажи? – Но тут же добавил в качестве комплимента: – Зато рожи у них как у настоящих моряков, это я тебе говорю. Одна разница – от этих не воняет.

Ди показала на отмель и сборщицу устриц:

– А этот экспонат как тебе?

– Да ничего, – отозвался рыжий. – Как я сказал, не помешает подсыпать свежего песку. Но наша бабенка накопает себе жирных устриц. Лишь бы не соблазнилась слопать их сырыми, не то подцепит холеру.

– Но ты же видел, как собирают устрицы, Айк! Я знаю, что видел. Она тебе кажется законченной?

Собирательница устриц находилась в прекрасной форме. Белые волосы падали на плечи, обтянутые коричневой холщовой блузой, рот растягивала яростная улыбка. Восковая статуя была схвачена в движении, на полушаге, рука с ведром вынесена вперед. Хотелось представить, как собирательница устриц что-то напевает себе под нос.

(В ее комнате, как представляла Ди, над покоробившимся, в песке, полом висит гамак с нанизанными ракушками, а единственную полку занимает коллекция безделушек – красивых камушков и всяких находок, которые собирательнице повезло откопать в речном иле. Хозяйка каждый день смахивает пыль со своих сокровищ, но отродясь не тратила времени на подметание пола.)

Айк оглядел восковую фигуру с разных сторон.

– Ну, можно добавить перчатки. Те, которые каждый день по берегу ходят, работают в перчатках. Берегут пальцы.

Ди, которая и сама неоднократно видела собирательниц устриц, сразу поняла, что Айк прав.

– Разумно! И трещин на руках видно не будет. Ты мог бы достать пару перчаток, Айк? И песка, чтобы засыпать проплешины? И немного клея, чтобы приклеить песок?

Рыжий донатор только отмахнулся с великолепной небрежностью. Перчатки, песок, клей – добыть такую ерунду не составит труда.

– Тогда и шаль нужна – они вечно заматываются. У воды свежо даже летом. Я найду ей шаль, только не яркую, они таких не носят.

Проводив Айка до порога, Ди вручила ему список всякой всячины для музея и спросила, сколько с нее за ведро. Айк покачал головой:

– Да все нормально.

– Айк… – предупреждающе начала Ди, знавшая, что даром ничего не делается.

Шея подростка залилась краской под неотрывным, невозмутимым взглядом Ди, но он стоял на своем:

– Да мне правда нравится помогать! Я как те, с табличек на скамейках. – Он попятился к выходу, тронув кепку в знак почтения. – Ты это, малость уставшая, мисс Дора. Не надрывайся в заботах о ненастоящих людях. Иди и организуй себе сон красоты, это тебе приказ от Айка.

И ее шустрый мальчишка вприпрыжку кинулся прочь.

Ди постояла на пороге, чтобы поглядеть, в какую сторону он направился. Она предупредила Айка, что на верхнем конце Лигейт больше патрулей, и хотела убедиться, что он принял ее слова к сведению. И только увидев, как Айк свернул налево, в сторону реки, противоположную бывшему посольству, Ди вернулась в музей.

Δ

Двумя днями позже, когда явился ее лейтенант, все, чего он хотел, – это спать. Он рухнул на кровать золотоискателя, не раздеваясь.

Как временный добровольный председатель комитета по здравоохранению и благосостоянию народонаселения, Роберт опустошал оранжереи, сады и кладовые крупных имений в Хиллс и организовал более дюжины пунктов раздачи пищи нуждающимся. Он досадовал на поведение некоторых горожан, с которым ему довелось иметь дело.

– Едва подойдет их очередь, как они начинают: «Где мясо? Где мясо? Я тут никакого мяса не вижу!» Только о мясе и речь, будто я корову под курткой спрятал!

– А ты не спрятал? – Ди нагнулась над кроватью и похлопала его по куртке. Роберт натянул на себя одеяло.

– Была корова, да вся вышла. Прости, Дора. Я хотел и тебе оставить, но это оказалась очень маленькая коровка. Карманная. На один укус.

Ди подумала о людях, гнавших овец по Университет-авеню. Может, сейчас в городе и нет мяса, но оно было.

– Люди так привыкли, что их обкрадывают, что теперь, когда мы бушелями раздаем зелень и свежий хлеб, они не могут поверить, что это не очередное надувательство. Можешь в такое поверить, Дора?

– Нет, – отозвалась Ди, хотя вполне могла и про себя соглашалась со здравомыслием горожан. В честности своего лейтенанта она не сомневалась, но зелень и хлеб, которые раздавали волонтеры, привезли не из закромов усадьбы Барнсов. Какими бы темными ни были люди, они умели распознать разницу между раздачей реквизированного и отдаваемым добровольно. Роберт собственным добром пока не пожертвовал. Возможно, он и на это способен. Может, он оставит себе семейную фотографию – патриарх, матриарх и наследник на вышитом диване в окружении напольных ваз с орхидеями, а с остальным найдет в