Книга Ошибочка вышла - Ксюша Левина

по договору. 

— Ага. Так я вам и поверила. 

— Уж придётся, всё равно твоё жильё непригодно. К папе поедешь? 

— Ар-р-р,  —  я опять уткнулась лбом в стол.

Больше ничего не кружилось, тошнота прошла и стало сонно и ленно. 

— А-р-р,  —  ответил господин Лев Левин.

— Где подво-о-ох.

— Нигде. Ну так что? И ни слова о прошлом. 

— А ребёнок? Не верю, что он вас не интересует.

— Интересует. Но пока больше интересуешь ты.

— Значит всё это…

— Пока интересуешь. Остальное обсудим потом. Не понравится — уйдёшь.

— Мы не можем бросить Мотю…

— Не бросим. Всё решим. 

— Я буду платить после стипендии. Так что никаких авансов.

— Как скажешь.

— Вы меня не контролируете.

— Не стану.

— У каждого своя жизнь.

— Абсолютно.

— Продукты пополам.

— Холодильник пустой, завтра же поедем в “Ашан”. Если нет денег  —  запишу тебе долг.

— Тут чертовски неуютно… 

— Я готов вложиться в поездку в “Икею”, всё что захочешь, это же мой дом и мои вещи, они останутся мне, всё справедливо.

— Я об этом пожале-ею… 

— Да, но видела бы ты вид из окна твоей комнаты.

И этот дьявол отвёл меня в “мою” комнату из которой открывался вид на город. 

"Спальня" была квадратов тридцать пять, что примерно равнялось или даже превосходило площадь нашей с Мотей квартиры. Пустая, жутко неуютная. В углу диванчик, крошечный и детский. Комод. Шторы жуткие, с какими-то ленточками-бантичками у гардины. Обои скучные, однотонные, а на одной стене такое наклеено, что просто вырви глаз: вензеля и богатство. И плафон над диваном. И меловая доска в пол стены, зачем-то.

— Треш…

— Ну обставишь завтра как хочешь. Мебель с меня.

— Нечестно.

— Честно. Запишу в долговую книгу.

— Долговую яму ты хотел сказать.

Двадцать девять прощальных “против”

Я всё решила к восьми утра. Я не спала до восьми утра. Я думала до восьми утра, а потом всё-таки отключилась.

Я и “пузырёк” во мне.

И эта фантастическая, невозможная, идиотская история в которой все мы оказались. Я правда согласилась тут жить? Я пожалею к утру, это точно. Но пока почему-то это казалось вполне оправданным. Пока. Рассвет всегда вносит коррективы в ночные гениальные идеи. Ещё несколько часов назад я Льва ненавидела всем сердцем.

А ещё… Сегодня я снова испугалась за жизнь “пузырька”, кого тут обманывать. Мне было жаль, когда заболел живот, мне было жаль, когда он ныл и я накручивала себя на тему того, что мне говорила барменша Лида: “При выкидыше болит спина и ноет низ живота”. 

До восьми утра я прокручивала в голове все за и против. Даже встала и подошла к меловой доске вмонтированной в одну из стен, тут явно была когда-то детская. Нашёлся и мелок. Розовый.

За и против.

Что там у нас?

Против

У меня нет работы

У меня нет денег

Я ничего не сделала в жизни

Я ничего не знаю о детях

У меня нет жилья

У меня нет мужа

Я до сих пор не умею дружить

Мне нечему научить ребёнка

За

Я боюсь, что с ним что-то случится

Лев  —  норм.

И что это такое?

Сидела напротив доски, на полу, скрестив ноги по-турецки и думала что же с этим делать. Имею ли я право вычеркнуть все “против”, если очень хочется “за”.

Всего двадцать часов назад я не знала, как жить дальше. А теперь сижу в комнате выделенной мне Львом, и мне… безопасно. И вдруг не кажется страшным ни один пункт списка. И вдруг голова сама ищет выходы.

Но как же страшно было папе?.. Как страшно было маме, раз она ушла?

Папа потратил на меня жизнь, а был ли счастлив?

Он сделал счастливой меня. Сделал же? Может теперь я должна сделать кого-то счастливым… 

А как, если сейчас я чувствую только жуткие долги давящие на спину… 

А может это глупости?

Нет. Я это чувствую, значит это не глупости.

К восьми утра я отложила мелок и легла на диванчик. Мне выделили простынь, одеяло и пару подушек, всё чистенькое и белое, пахнущее порошком. И это было удивительно кайфово и уютно. Я свернулась на диванчике, который будто идеально подходил под мой рост, и уснула с мыслью, что я возможно смогу заполучить человека, с которым буду… дружить? Как бы смешно это ни звучало. И это я не про Льва.

Я тебя предупреждала, Пузырёк. У тебя был шанс сбежать. Дождёмся семи недель от твоего создания (хоть это и глупо. Все знают, что тебе нифига не семь, самозванец) и пойдём вставать на учёт. Я всё придумаю. 

Какая же я глупая. На пустом месте… вот так… ни с того ни с сего. А как же метания? Поиски причин и ломка? Неужели меня купили красивым видом из окна и пожаром?

Или я решила всё уже давно?

***

— “Ашан” или “Икея”?

— “Ашан”, — вздохнула я, чувствуя потребность в еде.

Завтрак был скудным, потому что в холодильнике нашлась только сушёная мышь. Зато мне выдали чашку кофе, мы гуглили с утра сколько мне этого кофе можно и решили, что кружка в день да ещё и с молоком  —  вписывается в обозначенную на вумных сайтах норму.

Мы заедали потрясный кофе отсыревшим печеньем и одним куском пирога на двоих, всё же поровну, верно? И мне чертовски нравилось, что никто не делает авансов. Что мы делим пирог, кофе и печенье. Меня до ужаса пугало всё, что связано с “всё лучшее детям” и “всё лучшее женщинам”.

Мы гуляли между полок с огромной перегруженой корзиной, и я понимала, что в жизни не закупалась так крупно. Сколько там уже? Пять-шесть тысяч? Ну да… половина от половины моей стипендии, как же, долговая яма. Долговой овраг.

— Это всё очень дорого, — я покрутила в руке молоко для капучино, цена которого улетела в стратосферу из-за картонной упаковки и красивого слова.

— М-м… ну возьми для себя что попроще. У нас свободная страна. 

— И потом мы будем делить счёт?

— Это слишком бредово…

— И что тогда?

— Меняю еду на услуги… 

— Э-э-э… — я стала накаляться, как его индукционная плита. Мгновенно!

— Услуги клининга, ты такая испорченная, — пожал плечами Лев и отобрал у меня космическое молоко. 

— Это как? — я его догнала как раз у йогуртов, где в корзину летели баснословно стоящие творожки-муссы-живые бифидобактерии и прочее.

— Ну тебе не уютно в квартире, мне тоже. Там срач жуткий, если присмотреться. Я бы нанял уборщицу, но зачем, если есть ты? Помаленьку… потихоньку… за еду.