Книга Приключения Одиссея - Гомер

ответил:

— Как же я могу пригласить к себе чужеземца? Буйные пришельцы, бесчинствующие в доме, могут обидеть моего гостя, а я бессилен защитить его… Слишком много их против меня одного.

— Если ты позволишь говорить мне открыто, мой прекрасный, — вмешался Одиссей, — то я признаюсь: сердце мое жестоко негодует, когда я слышу, как оскорбляют тебя чужие люди. Хотел бы я знать: неужели народ благословенной Итаки ненавидит тебя? Или твои родичи не хотят за тебя заступиться?

— Добрый отец чужеземец, — отвечал рассудительный Телемак, — я все расскажу тебе, ничего не утаивая. Народ наш не враждует со мной, и родичей я не могу винить: отец мой ушел на войну с Илионом, когда я был еще младенцем, а братьев у меня нет, как не было братьев и у отца. Этим пользуются бесчестные люди. Они не какие-нибудь бродяги или разбойники. Нет, первые люди нашей страны, сыновья знатных семейств притесняют меня. Они принуждают мать мою Пенелопу к новому браку. Мать не хочет вступать в ненавистный брак, но и не может избавиться от своих женихов, а они каждый день пируют в нашем доме, ожидая ее решения. Скоро они совсем разграбят наше имущество и погубят меня самого. Впрочем, ты знаешь, все, что должно случиться, находится еще на коленях у богов. [51]

Телемак обратился к Эвмею:

— Мой добрый Эвмей, сходи в город к Пенелопе, обрадуй ее вестью о том, что я благополучно вернулся. Но смотри, чтобы никто не знал этого до моего прихода: женихи могут подстеречь меня, чтобы убить тайно.

Эвмей послушно поднялся, привязал к ногам крепкие сандалии и поспешил в город. Одиссей и Телемак остались одни.

Одиссей любовался своим прекрасным сыном и обдумывал, как бы открыться ему. Вдруг дверь распахнулась, словно от порыва ветра. Одиссей увидел, что в дверях, почти касаясь головою притолоки, стоит могучая Афина. Богиню увидели злые собаки. [52] С визгом, дрожа всем телом и поджимая хвосты, они кинулись прочь со двора. Только Телемак не видел ничего. Афина позвала героя; Одиссей тотчас последовал за ней во двор. Богиня тихо сказала ему:

— Теперь, Одиссей, ты можешь назвать себя Телемаку. Идите в город; скоро и я там буду и помогу вам рассчитаться с женихами.

Афина прикоснулась к Одиссею, и его рубище снова превратилось в тонкий чистый хитон, спина его выпрямилась, морщины разгладились, золотые кудри покрыли голову, борода потемнела.

Телемак увидел входящего мужа и вскочил в изумленье и страхе. Он почтительно обратился к незнакомцу:

— Странник, ты являешься мне в ином виде: платье на тебе другое и весь твой облик изменился. Наверно, ты один из бессмертных богов? Будь же к нам благосклонен, а мы принесем тебе великую гекатомбу.

Странник возразил:

— Я вовсе не бог. Я — Одиссей, твой отец, вернувшийся после долгих скитаний.

Он протянул руки и хотел обнять сына, но осторожный юноша отступил от него.

— Нет, — возразил он, — я не верю, что ты мой отец Одиссей! Ты хочешь обмануть меня колдовством, чтобы после я плакал еще горестней. Только всемогущие олимпийцы могут по своей воле превращаться из убогого старика в цветущего мужа.

— Нет, Телемак, — ответил Одиссей, — это я, твой отец, и никакой другой Одиссей не придет к вам, кроме меня. Боги заставили меня претерпеть великие беды, и только через двадцать лет вернулся я в землю отцов. А превращение мое — дело копьеносной Афины. Она всегда помогала мне.

Тогда только Телемак обнял отца. От волнения они долго не могли произнести ни слова. Наконец Телемак спросил:

— Как же, отец, ты добрался до Итаки? Кто привез тебя сюда? Не пешком же ты пришел, это я и сам понимаю.

— Гости морей, веслолюбивые феаки, доставили меня сюда на своем корабле, — ответил Одиссей. — Они одарили меня золотом, медью, богатыми одеждами. Все мои богатства скрыты в гроте Наяд. Никто не должен знать, что я вернулся. Афина Паллада разрешила мне открыться только тебе, чтобы мы вместе могли наказать наших обидчиков. Перечисли мне их, и обдумаем, как нам справиться с ними.

Телемак с сомнением покачал головою.

— Я много слышал, отец, о твоих славных подвигах, — сказал он, — я знаю, какой ты мудрый советчик и могучий боец. Но то, о чем ты говоришь, кажется мне несбыточным. Мы не можем вдвоем бороться со всеми женихами.

И Телемак перечислил отцу их врагов. Это все были сыновья знатных семейств, сильные бойцы, умелые копьеметатели. Пятьдесят два пришло с острова Дулихия, с ними шестеро слуг; с Закинфа — двадцать, с лесистого Зама — двадцать четыре. К ним присоединились еще двадцать итакийцев.

— Нам не одолеть их! — закончил Телемак. — Подумаем лучше, не можем ли мы привлечь на свою сторону каких-нибудь сильных союзников?

Одиссей улыбнулся.

— Мы уже имеем двух непобедимых союзников, — сказал он, — Зевса, который ненавидит неправду, и могучую Афину Палладу. Они не замедлят прийти к нам на помощь, когда я начну свой смертоносный расчет с женихами. Нужно ли нам искать еще кого-нибудь? Слушай, сын мой, завтра утром ты пойдешь в город. Прими участие в пире женихов. Я же приду туда позже вместе с Эвмеем под видом старого нищего. Если буйные женихи станут издеваться надо мной, ты молчи, не заступайся за меня. Будь терпелив и помни, что близок час их гибели. Я дам тебе знак, когда начинать бой. Еще раз повторяю: смотри, чтобы до тех пор никто не знал о моем возвращении — ни Лаэрт, мой отец, ни Эвмей, ни сама Пенелопа. Я боюсь, что они не сумеют сохранить тайну.

— Клянусь тебе, отец, — вскричал Телемак, — я исполню все! Ты найдешь во мне помощника, твердого сердцем!

* * *

В сопровождении Эвмея старый нищий подходил к городу. С любопытством и волнением осматривал скиталец знакомые места. Вот ольховая роща, где из-под скалы льется светлый ключ и падает в каменный водоем. На скале устроен алтарь, посвященный нимфам. Но за двадцать лет темные ольхи так разрослись, что скрыли алтарь и скалу от взоров прохожего. Вот городская стена, сложенная из нетесаного камня, и ворота, и кривые улочки родного города… Знакомая черепичная крыша виднеется из-за каменной ограды.

Похолодевшей рукой Одиссей схватил свинопаса за руку.

— Друг, мы, конечно, пришли к царскому дому! — воскликнул он. — Нигде в городе нам не встречалась такая высокая стена, такие ворота, нигде не видел я такого длинного ряда покоев! Думаю, что в доме сейчас идет пир: я слышу запах жареного мяса и звон кифары, [53] неизменной спутницы веселого пира.

— Ты