Книга Год 1914-й. Время прозрения - Александр Борисович Михайловский

в то же время могущественный господин, всегда приходящий на помощь своим подопечным, когда тем грозит поражение. Он и колдун, он и талантливый механик, он и опытный полководец, и никому неизвестно, что он обрушит на своих врагов в следующий раз. Нет, потрепанный первый корпус следует оттянуть чуть назад, а завтра утром нанести удар пятым корпусом в направлении Красника. Только вот ведь незадача, совершенно упущенная из вида генералом Данклем: если первый корпус состоял из поляков, почти поголовно ненавидящих русских, то пятый корпус комплектовался в Словакии, где ненавидели уже... венгров. «Я не знаю такой нации» - в глаза заявил Пайош Кошут представителям словацких революционеров-просветителей, надеявшихся, что с обретением свободы прекратится политика насильственной мадьяризации окраин Транслейтании (Большой Венгрии). Самонадеянные и упрямые «демократические» правители в Будапеште хотели сделать венгерскую речь не «лингва франке» (средством межнационального общения), а единственным и безальтернативным языком на всей территории Венгрии и подвластных ей земель. Фига под нос от главного венгерского демократа остудила тогда пыл словацких просветителей, и теперь, через семьдесят лет, лояльность словаков двуединой монархии составляла величину скорее мнимую, чем действительную. В отличие от поляков, в удобных условиях эти солдаты будут сдаваться в русский плен пачками, но в этом австрийскому командованию еще предстояло убедиться на своем горьком опыте.

23 (10) августа 1914 года, поздний вечер, пятьдесят верст юго-западнее Люблина, окрестности Красника, селение Стафановка, КНП9 корпуса генерала Тучкова.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Раскаленное солнце, немного подумав, укатилось за затянутый пылью и дымом горизонт, и на потемневшем небе прорезались первые звезды. Смолкла даже неугомонная артиллерия, ибо перед самым закатом противник свернул активность и отступил на опушку Таневского леса, где у него даже были вырыты какие-никакие траншеи. Правда, уйти смогли не только лишь все австрийцы, как говаривал киевский златоуст Виталя Цицероненко -некоторых утащили на носилках, и почти половину ногами вперед. Общие потери противника убитыми и ранеными зашкаливали за пятьдесят процентов, и теперь для восстановления боеспособности его корпуса генералу Курбаху ауф Лаутербаху в виде маршевых пополнений необходимо было подогнать изрядную порцию пушечного мясца.

- Первый день битвы выигран, - сказал я генералу Флугу, под вечер прибывшему к нам на КП в Стефанов-ку. - Но это были только цветочки. Генерал Данкль уже понял, что его хитрый фокус с обходным маневром жестоко не удался. И поэтому завтра с утра, с применением второго корпуса из состава четвертой армии, он обрушится на центр и левый фланг вашего построения. А ваши солдатики и вооружены похуже, чем мои ветераны Бородина, и не имеют такого боевого опыта, как они. Так что придется им всяко тяжелее, чем моим сегодня. Но главное, чтобы с утра никто с радостным криком «ура» не вылезал из окопов и не бежал навстречу австрийским шрапнелям. Берегите людей, не тратьте их понапрасну, и тогда будет вам настоящее счастье.

- Но как же не тратить солдат, когда идет война? - сказал генерал Флуг.

- Самое главное, Василий Егорович, не тратьте людей из одного только удовлетворения чувства собственного начальственного тщеславия, - ответил я. - Солдат, даже погибая, должен иди к победе, а не становиться жертвой бесцельной имитации бурной генеральской деятельности. В данной ситуации любые атаки со стороны наших войск будут категорически вредны - только встречные контратаки с такой короткой дистанции, когда вражеская артиллерия не сможет бить по нашим цепям, не попав по своим. У противника и без того значительное численное преимущество, и не стоит его дополнительно усугублять разными глупостями.

Наш разговор внимательно слушал генерал-лейтенант Николай Тучков, старший из четырех братьев. Сегодняшний день для него тоже был своего рода экзаменом огнем и кровью. В Стамбульской операции 1606 года его корпус участия не принимал, и до сего момента тактические приемы, свойственные двадцатому веку, отрабатывал исключительно на полигонах и во время командно-штабных учений. И вот сегодня, пусть даже под моим чутким руководством, все у него получилось. Да я, честно говоря, провел день на КП, в позе стороннего наблюдателя, засунув руки в карманы. Ни разу обстановка не обострилась настолько, чтобы это потребовало вмешательства или даже совета Артанского князя. Естественно, перед началом боя я наложил на войска корпуса свое благословение, но и только. Потери наших войск в течение дня были даже меньше запланированных, а противник к вечеру отполз, скуля и зализывая раны.

- Да, - поддержал меня Тучков-старший, - оберегаемы должны быть не только резервы, которые следует бросать в дело лишь в решающий миг, но и войска в первой линии. В случае численного превосходства неприятеля их надлежит располагать на укрепленных позициях, чтобы, измотав врага в бесплодных атаках, в надлежащий момент перейти в решительное наступление.

- В решительное наступление, Николай Алексеевич, нам переходить рановато, - вздохнул я. - Со стороны Кракова по левому берегу Вислы в нашу сторону движется так называемая группа генерала Куммера, побольше корпуса и поменьше армии, в основном это ландвер и ландштурм, но если они выйдут к нам в тыл, то мало не покажется. А потому тщательнее надо. В район за Ивангородом и дальше к Радому в настоящее время пере-

дислоцируется восемнадцатый армейский корпус и прочие соединения, которые составят девятую армию генерала Лечицкого. И только тогда, когда она надежно прикроет наш фланг, придет пора переходить в наступление с выдавливанием армии Данкля в юго-восточном направлении, с ее последующим окружением и уничтожением. Впрочем, эта операция должна производиться силами всего Юго-Западного фронта, а посему говорить о ней сейчас преждевременно и не нужно. Наше дело - выстоять под натиском врага и настолько измотать его силы, чтобы в решающий момент у него не было никакой возможности парировать смертельный удар. А сейчас я хотел бы побеседовать с Василием Егоровичем наедине. Есть вопросы личного свойства, нежелательные для вынесения на всеобщее обсуждение.

- Как вам будет угодно, Сергей Сергеевич, - пожал плечами Николай Тучков и отошел за пределы действия полога безмолвия.

И никаких обид. Все знают, что личный разговор у меня неприкосновенен, как у священника на исповеди. И это касается не только Верных, но и любого случайного собеседника. Никогда не был сторонником поддержания разговоров о ближних и дальних знакомых с перемыванием им косточек, а уж после обретения качеств младшего архангела это для меня и вовсе стало невместно. Но разговор этот с Василием Егоровичем был неизбежен.

Дело в том, что в последнее время энергооболочка стала снабжать меня информацией, получить которую в обычном порядке я не имел