Книга Проклятие принцессы Алтая - Юлия Ефимова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 22
Красота нужна нам чтоб нас любили мужчины; а глупость — чтобы мы любили мужчин.
Коко Шанель
— Алексей, обещайте мне, что приедете летом с женой и ребенком на море! — кричала пожилая женщина с платформы, когда поезд уже тронулся. — Я буду ждать, не смейте обманывать старость!
В ответ Алексей лишь пьяно улыбался и махал рукой. Даже в таком состоянии он понимал, что кричать в ответ через плотное стекло вагона бесполезно и некрасиво. Он даже не понял, что это было с ним сегодня. Это он, Алексей Кропоткин обаял старую женщину и втерся к ней в доверие, или это она после тридцати лет затворничества вдруг поняла, как просто и легко общаться с людьми.
Когда они уже шли к станции — женщина настояла на том, что просто обязана его проводить — то были уже близкими друзьями, почти родственниками.
— Когда я была совсем маленькой, — говорила вдова, которая в отличие от Алексея совсем не опьянела от собственной настойки, ну или ему так казалось, — мне папа говорил: «Больше общайся с людьми, доченька». Абсолютно все люди встречаются нам пути не просто так, даже попутчики в поезде. Все мы — гости на этой планете и делимся друг с другом мудростью. Случайный человек в очереди, а у нас были очереди, представляете, — засмеялась она красивым и каким-то молодым смехом. — Так вот, даже в очереди тебе могут сказать то, что поможет в жизни.
Тогда Алексей уже понимал, какую жизнь пришлось прожить этой женщине, и смотрел на нее другими глазами, не как утром, когда они только сели пить кофе.
— Вы любите кофе? — спросила она, его разглядывая сквозь сигаретный дым. Вдова странно курила, словно весь смысл этого действа был именно в дыме, растягивая его и даже периодически выпуская его четкими кольцами.
— Люблю, — ответил Алексей. Он был расстроен, что не смог расшифровать записи Виталия Галопова, да и то, что под личиной пианиста в парке шнырял кто-то другой, не добавляло радости. Значит, ведется какая-то двойная игра, значит, группа в опасности.
— Тогда положите уже свою ветровку и рюкзак вон туда и не сидите с ними в обнимку, это оскорбляет меня как хозяйку.
Она поставила на стол кофейные чашечки и разлила в них содержимое большой турки. Из чашек сразу пошел пар, говоря, что кофе был только что сварен и еще не успел остыть.
— Если вы сейчас положите в чашку сахар, я буду разочарована. — Женщина словно изучала своего гостя. — У вас что-то упало, — вдруг сказала она и, наклонившись, подняла выпавший из ветровки лист, заботливо возвращенный Алексею проводницей. — Надо же! Теперь мне стало еще интереснее, кто вы. Не каждый день к тебе приходят люди, носящие в кармане рисунки тотемных животных пазырыкской культуры.
— А вот сейчас вы меня сразили! — искренне восхитился Алексей, отпив действительно вкусный кофе. — Едва взглянув на довольно схематичные линии вы вот так с ходу определили культурную принадлежность этих рисунков. Теперь уж не знаю, я должен вам что-то рассказывать или вы мне. По-моему, мой рассказ будет менее интересным.
— Вот, видите? — Женщина положила на стол листок и разгладила его загнувшиеся уголки. — Вот это животное — олень с клювом грифона и рогами козерога. Это главный символ пазырыкцев. Он обязательно наносился на плечо. Это своего рода герб, гражданство и паспорт.
— Вы знаток или любитель? — поинтересовался Алексей беззаботно, хотя внутри все клокотало. Неужели он нашел человека, разбирающегося в этом?
— Я написала докторскую по этой культуре, — гордо ответила дама и выпустила струю дыма Алексею прямо в лицо. — Когда вы, мальчик, еще читать не умели, я преподавала историю в лучшем университете Алтая. Или вы думаете, что я всегда была бесплатным приложением к таланту своего мужа?
— Даже не предполагал такую глупость! По вам сразу видно, что вы умный и образованный человек, — нагло польстил женщине Алексей.
—…… — выругалась она в ответ на его лесть и тут же поправилась: — Пора отучаться материться. Мой покойный супруг был страшным матершинником, вот и я нахваталась. На самом деле мы не долго были вместе по общечеловеческим меркам, потому что встретились поздно, но, как говорится, лучше поздно, чем никогда. А хотите, я вам спою? — вдруг сказала дама, впервые выпустив из рук мундштук и взяв гитару.
— Не стоит, — попытался остановить ее Алексей, — я не очень люблю народное творчество.
— Вы сейчас говорите, как мой муж, — фыркнула хозяйка дома и запела:
— Мы задержались с первой встречейРискуя вовсе разминутьсяЧужих улыбок бесконечностьНас заставляла обмануться Мы так старались переборами,Чужие плечи обнимаяПостроить счастье уговорами,Пятак за рубль принимая. Судьба не вынося подлогаНе шла на сделку компромиссовПритянутое счастье дроглоТрещало швами, без сюрпризов. Мы задержались с первой встречейПеняя, что планета тихо вертитсяМы задержались с первой встречейНо ведь могли, совсем не встретиться.
— Знаете, Алексей, — сказала она задумчиво, отложив гитару и вновь взяв в руки свою сигарету в мундштуке, — я поняла в этой жизни одну интересную вещь: чем меньше в голове ожиданий, тем больше в жизни сюрпризов. Я не ждала от своей жизни ничего, и потому все, что в ней произошло, было для меня манной небесной. В институте, где я преподавала, коллеги уже записали меня в старые девы, и, знаете, я с ними не сразу, но все же согласилась, приняв свою участь. Но однажды к нам в город приехал мэтр, он даже не давал концерт, а просто мастер-класс для начинающих талантов. Моя сестра попросила сводить племянника, и я, немного возмутившись, все же пошла. Сидела я тихо в углу и не заметила ни одного взгляда в свою сторону от говорившего прописные истины пианиста. Я даже не слушала его, витала в облаках, где-то там, со своими пазырыкцами, но после мастер-касса он подошел ко мне и предложил выпить кофе. Мне было уже сорок, и, конечно, я не стала устраивать цирк с конями, а как только на третий день знакомства он предложил все бросить и поехать с ним, я так и поступила. У меня теперь был только он. Я поняла, что всю свою безрадостную жизнь готовилась к одному — служить ему. Мой муж не был, что называется, хорошим человеком, он был глобалистом. Он мечтал сделать для всего мира что-то такое, что сделает его лучше. Мечтал оставить след в истории.
— Но ведь он и так оставил, — удивился Алексей. — Он — лучший из лучших, мэтр, которого, как и Хворостовского, будут помнить века.
— Сравнение с Хворостовским его бы порадовало, — печально улыбнулась вдова. — Но он хотел другого. У него была теория, что если человеку дан талант, значит, он послан на эту планету, чтоб изменить то, что натворили менее умные и менее талантливые люди. Если хотите, он считал себя избранным Богом для управления на земле. Он мечтал, чтоб было меньше голода и войн, чтоб человечество выжило и перестало себя истреблять.
— Полезное, но, увы, неисполнимое желание, — грустно кивнул Алексей. — Человечество просто заточено на разрушение.
— А давайте мы с вами выпьем, — предложила хозяйка дома. Воспоминания сделали ее более мягкой.
— Простите, восемь утра, я вынужден отказаться. Вы лучше расскажите мне про этих животных, и кто из них считался самым сильным.
— Это здесь восемь, а в Бурятии, где я родилась, уже час дня, и мои двоюродные сестры, которые остались там, уже пьют наливку на обед. Представьте, что мы у меня на родине, и перестаньте истерить на этот счет.
— Но я…
— А если вы откажетесь, то никогда не узнаете о самом сильном звере, — явно не принимая отказ, женщина достала две маленькие рюмочки и пузатую бутылку с розовой жидкостью.
Алексей, трудно переносивший алкоголь и в принципе не влюбленный в это дело, вздохнул и улыбнулся:
— Вот умеете вы уговаривать.
— А то! — Женщина подняла свою рюмку: — Давайте, не чокаясь за Германа, царствие ему небесное.
— Так кто из нарисованных здесь зверей самый сильный? — спросил Алексей, выпив первую рюмку. Настойка действительно была потрясающей. Кисло-сладкая, холодная, она прошла через горло в желудок утолив горечь от кофе, словно живительная вода.
— Конечно, грифон, — ответила вдова, закурив очередную сигарету. — Это самые сильные звери, в которых
