Книга Чужой среди своих - Василий Сергеевич Панфилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дорогие молодожёны… — какая-то дама, встав с рюмкой, начала речь, долгую и избыточно кучерявую. Народ, изрядно подпивший, не особо вслушивается, говоря о своём или занимаясь пением.
Добравшись до сути, и пожелав молодожёнам счастливой семейной жизни, дама жахнула винишко и села на место, полностью удовлетворённая.
— А сейчас молодые… — давешняя дама, директор единственного в Посёлке очага культуры, задвинула сложную и очень «кудрявую» речь, где в противоестественном экстазе сплелась семейная жизнь, традиции предков и строительство Коммунизма.
— … свой первый танец! — закончила она, а я, за каким-то чёртом попытался понять, каким образом танец молодожёнов оказался вдруг связан с приближающимся юбилеем Советской власти, но так и не смог… Впрочем, остальным это было то ли понятно, то ли, что вернее, привычно, но во всяком случае, озадаченным никто не выглядит.
Дама продолжила говорить, а жениха тем временем водрузили на ноги, вытерли салфеткой лицо и что-то втолковали. Кивая излишне рьяно, парень подобрался, и, подал руку невесте.
Небольшой оркестр, составленный из членов местной самодеятельности, начал довольно-таки прилично наигрывать какую-то смутно знакомую мелодию, под которую молодые пошли из-за стола. Невеста, похожая в своём тюлевом платье на комок подсохших взбитых сливок, шла как в трансе.
«— Сейчас как дадут жару» — мрачно подумал я, заранее испытывая испанский стыд. Но нет!
Жених сумел на время мобилизовать невеликие оставшиеся силы, и, к моему удивлению, вальсировал более чем хорошо, уверенно и красиво ведя партнёршу. В той жизни сын одной из моих подруг занимался бальными танцами, и мне приходилось возить его на занятия, так что насмотрелся и кое-что понимаю.
Да и невеста, несмотря на мешающееся платье и пузико, прямо таки плыла в волнах вальса, став в эти минуты почти красивой.
«— Однако…» — озадачился, несколько пересматривая своё мнение о молодых. Оно у меня по-прежнему не комплиментарное, но…
После «Но» мой разум забуксовал, и, постановив для себя не подходить (по крайней мере — стараться!) к… хм, хроноаборигенам с мерками своего времени, я просто пожал плечами. Ну, вот так вот здесь…
— Счастливая… — слышу отчаянный девичий шёпот и поворачиваю в то сторону голову, стараясь не делать этого вовсе уж откровенно.
Две молодые совсем девахи, лет по восемнадцать, накрашенные ярко и неумело, не мигая, смотрят на вальсирующих молодожёнов. Неинтересные… или вернее — какие-то неухоженные, что здесь скорее норма. Так-то обычные в общем-то девахи.
— Какая она красивая… — в тон отозвалась вторая, подперев лицо рукой, и мечтательно глядя на молодожёнов, — Настька, я так ей завидую! Хочу так же… Чтоб праздник, люди, платье… и маленького!
— Да, да… — яростно закивала первая, — крохотулечку! Чтоб носик, глазки…
От прозвучавшего в их словах фанатизма меня передёргивает, и я понимаю, что вот они — яркие представительницы той группы, готовые затолкать в ЗАГС пузом. Причём, похоже, мужик не слишком важен…
… с другой стороны, в Посёлке эта философия имеет право на существование! Женщины, особенно хоть сколько-нибудь молодые, здесь в дефиците. Любые!
Правда, и женихи… каждый второй сидел, а у каждого первого — биография!
Подтянув к себе миску с мелкими, целиком посоленными грибами, закопался в ней, тягая вилкой по одному и время от времени разбавляя то кусочком сала, то домашней ветчины из какой-то дичи. Настроение — самое минорное…
До меня вдруг дошло, что — всё! Нет интернета, телевизора и десятков, сотен радиостанций с диджеями и разнообразной музыкой на любой вкус, просто нет! Всех развлечений — праздничные шествия по революционным датам, да такие вот убогие свадьбы…
Ну может быть, ещё танцы по выходным в местном Доме Культуры, а летом ещё и в парке. Ещё походы в кино — на фильмы, большую часть которых я либо уже видел, либо видеть не хотелось бы…
Книги, журналы, газеты… насквозь пропитанные цензурой и идеологией! Да и что читать? В очередной раз перечитывать «Королеву Марго»? Классику?
Есть неплохие книги о войне, но продираться через идеологическую составляющую мне физически тяжело. Пробовал… вот вижу иногда, что хорошо, мастерски написано! Но не могу… аж скулы сводит, столько там пропаганды напихано. Здешние, и то иногда… хотя казалось бы, должны привыкнуть. А мне каково[13]!?
А газеты, к слову, и вовсе читать невозможно — одни только выплавки стали, надои и успехи Советского образа жизни. Ну и загнивающий Запад…
… что не ново.
Но всё же, тогда, в будущем, был какой-никакой, но выбор! Хотя бы свалить, если всё осточертело…
Нафталиновый Ильич, изрядно накушавшись и несколько изляпавшись, покосился пару раз на меня, но по-видимому, не счёл достойным внимания. На пятачке, между поставленными буквой «П» столами, тем временем начались танцы, и чувство локтя в наших рядах стало не столь ощутимым.
Покхекав, Ильич решительно подхватил свою тарелку и приборы, и пересел поближе к ровесникам, заведя разговор о пенсии. Я не прислушиваюсь, но раздухарившийся дедушка с избытком перекрикивает оркестр, и оказалось, что ему не под семьдесят, а всего-то пятьдесят семь…
А также о том, что получать он будет минимальную, в семь с половиной рублей[14]…
«— Чего, блять?!»
… потому что лагеря, они в стаж не входят. Впрочем, Ильич не отчаивается, и пишет во все инстанции, надеясь, что власти войдут в положение, и назначат пенсию в тридцать рублей.
— В Москве, в отдалённом районе… — перебивая мысли, густым баритоном запел дядя Саша, подошедший к оркестру, — двенадцатый дом от угла, чудесная девушка Тоня, согласно прописке жила.
«— Ладно, — постановил я, выбираясь из-за стола, — подумаю об этом позже!»
— Украли! — разнёсся радостный многоголосый женский крик, — Невесту украли!
Дядя Саша, не сбившись, подмигнул куда-то в толпу и продолжил петь. А народ зашевелился, предвкушая веселье…
… какое ни есть.
— Всё как у людей! — радостно сказала обветренная баба, вглядываясь куда-то и шаря у себя там, где, по идее, располагается декольте, — Смотри-ка! Туфлю невестину принесли, сейчас будут выкуп собирать! Ага…
— Малой! — обратилась она ко мне, — Мелочь хоть какая-то есть?
— Н-нет… — удивился я.
— Да что с тобой… — махнула она рукой, и, снова пошарив где-то в платье, дала мне несколько медных монеток, липких и тёплых, — С подносом будут идти, выкуп собирать, кинешь туда! Понял?
— Понял, — отвечаю послушно, давя вздох. Свидетель, тот самый стриженый мордоворот с лапищами, и с татуировкой «Вася» на костяшках правой, пошёл тем временем вдоль столов, выразительной мимикой стимулируя окружающих на благотворительность.
Мелочи набрали полный поднос, и её считали под шуточки, прибауточки и комментарии разной степени Петросянистости. С моей точки зрения — ну вот ни разу не смешно!
Наконец посчитали, и хотя сумма
