Книга Никола зимний - Сергей Данилович Кузнечихин

не понимаю, что ли, вчера на свет родилась?

Настя присаживается рядом с сестрой, достает из сумки бутылку, яблоки.

– Давай помянем маманьку.

Людмила пробует яблоко.

– Сладкое. Почем брала?

– Не помню.

– Значит, хорошо живешь, раз не помнишь.

И всхлипывать перестала и в голосе какое-то сомнение, если не подозрительность. Шумно понюхала стакан.

– За маманьку. – У Насти подступили слезы.

– Помянем великомученицу. – Людмила легко проглатывает коньяк и с жадностью вгрызается в яблоко. – Нет, ты скажи, почему у нас доля такая?

– Какая?

– Ломаная. С батькой моим она двух лет не прожила. Я на четвереньках ползала, когда его на войну забрали. В двадцать пять лет овдовела. А уж от какого красавца тебя принесла, одному Богу известно. Ей тогда под сорок подкатывало. И оставила. К доктору идти постыдилась.

– А может, не от стыдливости? Может, от любви?

– Какая любовь в ее годы? Сказанула.

– А что…

– Да то. Будто не знаешь, какая пытка – к доктору идти. Откуда ей здоровья было взять?

– Помню, как волосы расчесывала. Красивые были волосы у нее. Платье в синий горошек помню, а вот слов ее, о чем говорила – не помню.

– Откуда тебе ее помнить, когда я с тобой всю дорогу нянькалась. Ты же мне руки-ноги связала. Матери-то некогда. Днем – работа, вечером – хозяйство. Попробуй без мужика дом содержать. Теперь своим горбом поняла. А тогда, был грех, обижалась, на улицу к подружкам хотелось.

– Дом, конечно, большой.

– Единственное, что осталось от папаньки. От твоего – красота, а от моего – дом. Дедушка с расчетом на двух сыновей строил. Откуда было знать, что война никого не пожалеет. А дедушка мой работящий был.

Уточнила. Напомнила все-таки, что дом именно ее деда, которому нагулянная Настя седьмая вода на киселе. Поставила ударение. Настя вроде и повода не давала, так она и без повода поспешила намекнуть. И намек – толще некуда.

А что Насте делать? Не рассказывать же о том, как хвасталась московским знакомым своим родовым замком. Не поймет сестрица ее куража, не поверит, что чужих людей дразнила, а претензий на свою половину и в думах не держала – не поймет, не оценит ее юмора.

– Дедушка и о внучке подумал, – говорит Настя с простецкой улыбочкой.

– Этим и выжили. Тут и курята, и поросята. Куковали бы в казенном, с голоду бы сдохли. Да что теперь об этом вспоминать. Я ведь вот о чем начала – мать, считай, всю жизнь без мужика сохла, мой тоже груш объелся, тоже мыкаю.

– Сама же, говоришь, прогнала.

– Какая разница.

– А где он сейчас?

– Алименты из Абакана приходили. Слезы, а не деньги. Другие мужики на БАМ едут или в Норильск, а этот устроился на сто двадцать рубликов – ни вару, ни товару. Знала бы, что так получится, родила бы от какого-нибудь красавца залетного, на ночь-то бы нашла уж, чтобы девчонка красавицей выросла, навроде тебя.

– Так не уродка же.

– Других не хуже. А красота, она тоже бывает не впрок.

И снова вопросительный прищур в Настину сторону. Только зачем, когда и без прищура тошно. И место не совсем подходящее. И злорадства надо бы поубавить – родная все-таки. Если по-доброму да с пониманием, неужели бы она таилась, ей ведь и самой хочется душу облегчить. А так – нет. Извини, сестрица. Обидчиков и без тебя достаточно. И поумнее, пожалуй, были – такие кобры, такие гадюки, не говоря уже о шакалах… Да не на ту нарвались.

– Давай еще по одной да поехали, а то разморило малость на жаре, да и поспать с дороги не мешает, – говорит Настя и встает, не хватало еще поругаться на могиле матери.

5

И пыль дорожную смыла, и на прохладной простыне вытянулась, и уснула, а поспать не дали. Гостей принесло.

И каких!

Встретились утром у калитки и разбежались, вроде бы и достаточно для первого дня. Да зацепило, видать, ходока. Заявился касатик и дружка с собой привел. Стеснительный, без чужой спины не может обойтись, уверенности не хватает. Дружок на вид посмелее. Мелковат, правда, помощничек, но с черными усами и при галстуке. Вроде как Любашу проведать пришли, только зачем же вдвоем, да еще и с шампанским! С Любашей, поди, портвейнчиком обходились.

– Она же через день вернется, – не может докумекать Людмила. – Память, что ли, отшибло?

– Действительно, совсем считать разучился, – мямлит гость и на дружка косится, приглашает оценить приезжую кадру.

– Эх ты, арифметика дырявая, – игриво упрекает усатый и спрашивает, обращаясь уже к Насте: – А как быть с напитком? Вдруг испортится? Только вопросик не по адресу – хозяйка в доме – старшая. Настя опускает глаза. Она здесь Золушка. Однако Людмиле не до церемоний, если с утра попало, то почему бы не продолжить? Раньше за ней такого не замечалось, а теперь, не теряя времени на отговорки, тащит на стол закуску. Правда, не слишком щедра на угощение. Банка посеревшей капусты в мутном рассоле, желтое, опять же прошлогоднее сало. Разве что редисочка хороша: веселая, свежая, сама в рот просится, но она появляется на столе в последнюю очередь.

Настя не вмешивается, с подсказками не лезет, привезенные гостинцы уже отданы и не ей ими распоряжаться, хотя там и конфеты есть, и колбаса, и консервы. Настя и с гостями не шибко вольничает. А если при знакомстве усатый ручку ее к губам поднес, так Настя его не просила, – пусть, если галантностью хочет блеснуть.

Усатый назвался Андреем, второй – Виталием. Приятные мальчики, красивые имена.

Андрей открывает шампанское уверенно, с легким хлопком и без брызг. Можно в официанты принимать. Только не пойдет, слишком самолюбив для официанта. Такой готов просидеть до пенсии сторублевым инженеришкой, но ни за что не согласится на лакейскую работу. Это не Селиванов, который за лишний четвертак сортиры чистить не побрезгует. И с легким хлопком, и без брызг, но все-таки с напряжением душит пробку. До Анатолия ему далековато, тот говорил, что открывать шампанское и раздевать женщину – искусство, доступное редким мужчинам.

Опять Анатолия вспомнила? Сколько можно?

Есть у Насти примета: если начала сравнивать мужчину с Анатолием, значит, знакомство закончится постелью. Обнаружив такую странность, рассердилась на себя, пробовала бунтовать – не получилось, словно бес на аркане подтаскивал.

И теперь, если по-честному, ей больше нравится Виталик, не то чтобы влюбилась, пульс пока нормальный, и вообще не до приключений, но если бы вздумала выбирать… поманила бы – и никуда не делся. Но с Анатолием почему-то сравнила другого, случайного и не в ее вкусе. А может, и не совсем случайного? Может, ей показалось, что Виталий пришел ради