Книга Бурелом - Станислав Прокопьевич Балабин

для себя жить, надо для других. Уяснил? Ты это понимал душой, а вот сказать не мог. Для всех, Платон, жить надо. Запомни это, брат. — И вдруг как будто без всякой связи: — И твой дед жил для людей. И погиб для людей. Если бы о себе думал, его бы Сизов в живых оставил…

2

Время, как нитка: тянется, тянется и вдруг узелок. Пожалуй, таким вот узелком была для Риты эта последняя неделя. Стальные ленты полозьев на всех пяти санных прицепах как языком слизало. Полозья, проделав в снегу глубокие колеи, врезались до мерзлого, шероховатого, словно наждачная бумага, грунта и по нему — фьи! фьи! — посвистывали. Пришлось полуприцепы поставить на ремонт в мастерские, а машинам дать снова прицепы на резиновом ходу.

Но беда одна никогда не приходит. В этот самый вечер, когда возвращались из библиотеки Вязов и Корешов, на третьем километре у тяжело груженной лесом машины на подъеме лопнуло дышло. Прицеп перевернулся. Бревна с треском и грохотом, как спички, посыпались на дорогу. Дорогу перегородило. Подошедшие с верхнего склада лесовозы остановились. На дороге образовалась пробка. Но не это было страшно. На самом подъеме вечером неожиданно забила родниковая вода. Ее выжал мороз. Не прошло и нескольких часов, как наледь расползлась по дороге. Она парила и наплывала, пожирая придорожный снег.

Наумов в полночь поднял Риту с постели. Постель была теплой, вставать никак не хотелось. «Можно было бы и без меня обойтись, — одеваясь, думала Рита. — Скучно одному в машине, вот и заехал…»

В квартире тоже было тепло. Сидевшего на табуретке Леонида Павловича стало клонить ко сну. Он сладко и часто позевывал, хлопая ладошкой по губам.

Но в «козлике» сон моментально выдуло. Брезент, которым был обтянут кузов машины, грел неважно, свистало во все щели. Машину Наумов вел сам. Шофер загрипповал. «Козлик» рыскал из стороны в сторону. В свете фар иногда мотыльками начинали выплясывать снежинки — это ветер сдунул их с ветвей деревьев и бросил в ночь. Ночью дорога кажется бесконечно длинной и как бы незнакомой. Все окружающее ее неестественно, преувеличено, как на той картине, что висит на сцене клуба.

— Теперь надо ожидать наледи по всей горе, — сказал Леонид Павлович.

— По всей не по всей, а в нескольких местах пробьет, — Рита зябко поежилась, уткнувшись в воротник полушубка. — Надо завтра же поставить людей отводить воду.

— А где мы их возьмем?!

— Вы начальник, вы и думайте, — отозвалась Волошина и деланно зевнула. Потом глубже втянула голову в воротник. Так было теплее и не хотелось говорить о делах. Хотелось подумать и помечтать о своем…

В ответ на ее замечание Леонид Павлович всем валенком нажал на акселератор. От встречного ветра крыльями захлопал над головами брезентовый верх. Укатанная дорога стремительно уносилась под колеса автомашины. «Козлик» дрожал частой и мелкой дрожью. Рита с опасением покосилась на Наумова, проявившего вдруг такое лихачество. Поворот, еще поворот. Визжат тормоза, как несмазанные колеса у телеги. И вот уже впереди видны полыхающие факелы. Они бросают отсвет на темные фигурки людей, на МАЗы. Машины работают на малых оборотах, глухо; едкий чад сгоревшего соляра стелется по дороге, от него скребет в горле…

— Начальство приехало! — доносится до слуха Наумова и Волошиной. И тот же голос командует: — Раз, два, взяли! Ух!

Катают с дороги мерзлые бревна. Они, ударяясь друг о друга, звенят, как железные. С той и с другой стороны перевернутого прицепа собралось около десятка машин.

Наумов и Рита пошли осматривать подъем.

Леонид Павлович высоко над головой несет горящий факел. Валенки его расползаются на ледяном наросте. Он попадает одной ногой в наледь, ругается. Валенок тотчас обледенел, поцокивает по льду. «Машинам не подняться», — соображает он. А что делать, хоть тресни, ничего такого мудрого не приходит в голову. Посоветоваться с Волошиной Леонид Павлович принципиально не хочет.

Спустились к машинам. Бревна уже скатали в кювет. Дорога свободна, но наледь беспокоит шоферов. Они обступили начальника лесопункта и технорука, ждут, что скажут они.

— Ну, что будем делать? — постучал обледеневшим валенком Леонид Павлович. — Пока пошлем машины за шлаком, простоим всю ночь. — Наумов обернулся к Рите, официальным тоном произнес: — А вы что предлагаете, товарищ технорук?

«Обиделся старик», — думает Рита, а вслух говорит:

— Ничего другого не вижу.

— Да что здесь думать, надо поковырять лед… — восклицает один из шоферов. Рита узнает его по голосу. Это Николай, демобилизованный, тот самый, который когда-то высказал свои соображения но поводу ее проекта — за организацию только зимней вывозки леса. Но снова, как и тогда, Волошина не может вспомнить его фамилии. Но это сейчас не важно, важно то, что он предложил.

«Пожалуй, он прав» — дышит в варежку Рита. Мизинец на левой ноге, который она когда-то отморозила, начинает покалывать.

— Хорошо бы еще и цепи надеть, — вставляет другой шофер.

Но цепи надевать на баллоны директор леспромхоза категорически запретил, баллоны быстро изнашиваются. Можно было, конечно, рискнуть, хотя бы на одну эту ночь, но цепей ни на одной из машин нет. Поэтому предложение второго шофера отпало. Остановились на первом.

— Но это же адский труд, — тихо через плечо говорит Наумов.

— Иного выхода нет, — так же тихо ответила Рита, чувствуя, как иголками покалывает мизинец.

— Взять всем топоры и долбить лед, — громко объявил Леонид Павлович. — У кого есть лишние — нам с Маргаритой Ильиничной. Живей, живей, ребятки! — покрикивает он. — Не то пятки отморозите!.. — Наумов даже повеселел.

Вместе с шоферами он и Рита рубили лед. Мелкими, острыми осколками лед брызгал в лица, крошился под топорами и ломиками. Воду отвели. Теперь уже некогда думать ни о теплой кровати, ни об окоченевшем мизинце. И мороз точно вдруг отступил…

Часа через два лед покрошили. Пустили для пробы первую машину. Она благополучно зашла на подъем. Движение по дороге возобновилось. Наумов и Волошина тоже поехали в поселок.

— Завтра можете до обеда отдыхать, — когда показались первые дома, сказал Леонид Павлович.

— С удовольствием воспользуюсь вашим разрешением, — проговорила Рита, которой сейчас владело единственное желание — добраться до постели и уснуть.

Шагая уже по своему двору, она отчего-то старалась вспомнить, сказала или не сказала Наумову «спокойной ночи». Рита старалась не шуметь, но отец, по-видимому, ждал ее.

— Наледь выжало, — сонно объяснила Рита. — И как раз на подъеме. Пришлось долбить…

— Ладно, дочка, ложись спать, — сказал Илья.

3

Поликарп Данилович засобирался в лес. Он натянул полушубок, потуже подпоясался кушаком. Вчера вечером слышал он споры ребят. Собралась у них дома вся Витькина бригада. Сам Витька кипятился и говорил, что они наверняка проиграют соревнование с Заварухиным.