Книга Ради счастья дочери - Сандра Мартон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поменяться местами? Оказаться в постели, хранящей тепло ее тела? Положить голову на подушку, от которой исходит ее запах? Чейз покачал головой и стал отступать назад, пока ноги не уперлись в кресло.
– Нет.
– Это неподходящий момент, чтобы разыгрывать из себя джентльмена.
Он с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться. Или не застонать. Или не рассмеяться и не застонать одновременно. Она думает, что он старается быть джентльменом? Интересно, что бы она подумала, если бы узнала о его мыслях? Схватить бы сейчас ее, повалить на кровать, скинуть с нее это одеяло и посмотреть, одета ли она.
Чейз взял ее за плечи и, стараясь не думать об этом, осторожно, но твердо отстранил вбок.
– Чейз? – В ее голосе зазвучало недоумение, когда он открыл дверь. – Куда ты?
К чертовой бабушке, подумал он. Но ответил:
– Сварить кофе. Иди спать, Энни. Увидимся утром.
Он выскользнул из комнаты, закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной.
Пытка креслом – это одно. С этим мужчина может справиться. Но находиться рядом с Энни – это совсем другое. Он не святой.
* * *
Энни смотрела на закрывшуюся дверь. Потом вздохнула и присела на уголок кровати.
– Тупица, – пробормотала она. – Ну и пусть мучается, если хочет.
С его стороны было глупо отказаться от ее предложения. Она поежилась и устроилась на кровати под одеялом.
Конечно, ему было неудобно спать в этом кресле. Чейз ведь высокий – шесть футов два дюйма. И весит сто девяносто фунтов. Сплошные мышцы…
Кто спорит, он всегда был красивым мужчиной.
Ты прекрасен, сказала она ему однажды, вскоре после женитьбы. Они лежали, обнявшись, после долгих часов страсти, и вдруг она приподнялась на локтях, посмотрела на него и улыбнулась.
– Что такое? – спросил он, а она ответила, что никогда не думала об этом раньше, но он прекрасен. – Ерунда, – смеясь, возразил Чейз. – Мужчины не могут быть прекрасны.
– Почему нет? – произнесла она рассудительно и начала по очереди перечислять все его отличительные черты и целовать их. Его нос. Рот. Подбородок. Широкие плечи. Немножко волосатую грудь. Плоский живот…
– Энни, – произнес он прерывающимся шепотом и через секунду привлек ее к себе, и они вместе понеслись в звездную бездну.
– Черт возьми!
Энни раскинула руки и уставилась на стеклянную крышу, по которой стучал мелкий дождик. Что с ней происходит? Сначала сон, после которого остались боль и опустошенность. А теперь эти смешные, бессмысленные воспоминания.
– Ты ведешь себя как дурочка, – вслух произнесла она.
Она ведь не любит Чейза, разве не так? Что же касается секса… Да. Это с ним всегда было здорово.
До тех пор пока он все не испортил, перестав приходить домой.
До тех пор пока она все не испортила, обращаясь с ним так холодно.
Энни закрыла глаза рукой.
Ладно. Она не была невинной жертвой, которой любит себя представлять. Но Чейз обошелся с ней жестоко. Она не была готова к той боли, которую испытала, видя, как он уходит из ее жизни. Которую узнала, застав его с секретаршей…
Правда заключалась в том, что она всегда его хотела. Ее горло сжалось. Всегда. Все эти годы. Если бы он обнял ее снова, если бы целовал, гладил ее кожу…
Дверь со стуком распахнулась. Энни села, схватив одеяло и натянув его до подбородка. Силуэт Чейза вырисовывался на фоне дверного проема. Свет падал на него, окружая лицо и тело золотым сиянием.
– Энни…
Его мягкий хрипловатый голос заставил сильнее забиться ее сердце. Скажи что-нибудь, приказывала она себе, но горло сжал спазм.
– Энни. – Он вошел в комнату и не отрываясь уставился ей в глаза. – Я солгал. Дело не в кресле. Дело в тебе.
Это был самый подходящий момент для остроумной, слегка саркастической реплики. Вроде такой: «Правда? Ну что ж, рада узнать, что я доставляю тебе неприятности».
Но ей вовсе не хотелось играть в эту игру.
Она хотела того, чего хотела. Зачем продолжать притворяться?
Они – взрослые люди, одни на этом острове, который находится где-то в середине Вселенной… Оказаться в объятиях Чейза, любить его хотя бы этой ночью – от этого никому не будет хуже.
У него есть невеста, шептал внутренний голос. Он теперь принадлежит другой женщине.
– Энни? Давай займемся с тобой любовью. Мне нужно это. Скажи, чтобы я убирался прочь, детка, и я уйду, если ты действительно этого хочешь. Но я так не думаю. Думаю, что ты хочешь прижаться ко мне и почувствовать вкус моих поцелуев. Думаю, ты хочешь, чтобы мы обнялись так же крепко, как раньше.
Край одеяло выскользнул из ее пальцев. Она всхлипнула и протянула к Чейзу руки.
Тот, шепча ее имя, молниеносно скинул с себя одежду и оказался рядом с ней.
Он целовал ее губы и шею. Целовал мягкую кожу за ухом и погружал лицо в сладкий изгиб между плечом и шеей, который был нежным и теплым, как шелк.
Оказалось, что на ней было что-то надето. Лифчик и трусики из обычного белого хлопка, но Чейз подумал, что никогда в своей жизни не видел ничего более сексуального. Его руки никогда так не дрожали, когда он расстегивал лифчик и стягивал трусики с ее длинных ног.
– Моя прекрасная Энни, – пробормотал он, когда она, обнаженная, лежала в его объятиях.
– Нет, – возразила она, – я старею. У меня появляются морщины.
У нее перехватило дыхание, когда Чейз поцеловал ее грудь.
– Ты совершенна, – шептал он, и она чувствовала его теплое дыхание на своей коже. – Еще прекраснее, чем раньше.
Он взял ее груди в ладони, наклонил голову и лизнул соски. Это правда. Из милой девочки она превратилась в прекрасную женщину. Ее тело было классическим образцом женственности, оно изгибалось и горело желанием под его руками и ртом. От нее пахло бутонами роз и теплым медом, а на вкус она была как нектар богов.
Она была праздником для мужчины, изголодавшегося за пять долгих, одиноких лет.
– Чейз, – шептала Энни, пока он продолжал целовать ее грудь. Голос оборвался, когда он раздвинул ей ноги.
Он посмотрел на нее, его глаза были темными и неистовыми.
– Я ни на минуту не забывал, – сказал он, – твой запах. – Его руки сжали ее бедра. Он медленно опустил голову. – Твой вкус.
Энни вскрикнула, когда его рот прильнул к ее губам. Как долго… Пять лет – одинокими ночами и пустыми днями – она желала его, не сознаваясь себе в этом, видела его во сне, а утром отказывалась от своих снов.