Книга История амулета - Эдит Несбит

Ритти-Мардук к тому времени уже стоял у Сирила за спиной и изо всех сил старался удержать свои большие вавилонские глаза от того, чтобы они не выскочили из его большой вавилонской головы. Когда послание было готово, он с явной опаской принял лист бумаги из рук Сирила.

— О, королева, да живешь ты вечно, а вдруг это колдовские письмена? — робко спросил он. — А вдруг, о моя самая величайшая в мире леди, в них заключено очень сильное волшебство?

— Вот именно! — неожиданно подхватил Сирил. — Это самые что ни на есть колдовские письмена, но они тебе ничего не сделают, если ты благополучно доставишь их нашей сестре. А потом она уничтожит их, так что тебе абсолютно нечего бояться. Но помни, что в них и впрямь заключено очень сильное волшебство! Ужаснее его не бывает ничего на свете — разве что горчица, — совсем уж невпопад закончил он.

— Я не знаю такого бога, — пробормотал Ритти-Мардук, сгибаясь в почтительном поклоне.

— Этот бог заставляет плакать всех, кто его не любит, — пояснил Роберт. — Но не бойся, если ты передашь письмо лично в руки Джейн, она сразу же порвет его, и все волшебство кончится.

Когда Ритти-Мардук выходил из павильона, вид у него был-таки не очень довольный. Королева же принялась без умолку восхищаться грошовой записной книжкой и огрызком свинцового карандаша. При этом она столь многозначительно смотрела на Сирила, что ему ничего не оставалось, как преподнести ей то и другое в качестве дружеского подарка. Королева в полнейшем восторге зашуршала толстыми щетинистыми листками.

— Какой все-таки замечательный материал! — воскликнула она, немного успокоившись. — А с помощью этого карандаша вы, значит, колдуете? Поколдуй, пожалуйста, еще! Кстати, — понизила она голос до шепота, — не известны ли тебе имена Великих, что почитаются в вашей далекой стране?

— Конечно, известны! — ответил Сирил и, на минуту отобрав у нее блокнот с карандашом, лихорадочно нацарапал на чистом листке имена Альфреда Великого, Шекспира, Нельсона, Гордона, лорда Биконсфилда,[4]мистера Редьярда Киплинга и мистера Шерлока Холмса. Все это время королева заглядывала ему через плечо, «не смея вздохнуть», как позднее выразилась Антея.

Получив обратно записную книжку, королева почтительно запрятала ее среди бесчисленных складок своей туники.

— Позднее ты научишь меня произносить эти имена, — сказала она. — Да, вот еще, нет ли среди ваших Великих такого похожего на ястреба посланника по имени Нисрох?[5]

— Не думаю, — ответил Сирил, лихорадочно пролистывая в голове все тот же старый выпуск «Дейли Телеграфа». — Все наши дипломаты немного похожи на ястребов ввиду агрессивности нашей внешней политики, но что до имени, то у нас такого точно нет. Может быть, вас устроят господа Черчиль и Чемберлен?

— О нет, мне хватит и тех, предыдущих! — сказала королева, закрывая уши руками. — И так у меня уже голова кругом идет от всех этих ваших бесчисленных Великих. Как-нибудь потом ты научишь меня произносить их все, сколько бы их у вас там ни было. Вы ведь останетесь с нами надолго, не так ли? Теперь, когда я вас так полюбила, вы просто не можете от меня сбежать. Ладно, расскажите-ка мне лучше… А впрочем, не надо. Вы постоянно рассказываете о таких мудреных вещах, что я начинаю казаться себе ужасно глупой. Кроме того, я уверена, что и вы, в свою очередь, хотите, чтобы я вам что-нибудь рассказала.

— О да, — сказала Антея. — Мне бы, например, очень хотелось узнать, как это получилось, что ваш король…

— Извини меня, милая, — мягко сказала королева, — но ты должна говорить «король, да живет он вечно».

— Прошу прощения, — поспешно сказала Антея. — Так вот, я хотела узнать, с какой такой стати король, да живет он вечно, отправился за четырнадцатой женой? Знаете ли, даже у Синей Бороды не было столько жен. Кроме того, он же еще не успел разделаться с вами.

Королева посмотрела на нее, как на сумасшедшую.

— Она только хочет сказать, — объяснил Роберт, — что у английских королей бывает только одна жена. Вообще-то, у Генриха VIII их было штук семь или восемь, но ведь не одновременно же.

— В нашей стране, — презрительно заметила королева, — король не сумел бы продержаться на троне и дня, если бы у него была только одна жена. Никто бы не стал его уважать — и совершенно справедливо, между прочим.

— Так, значит, все остальные тринадцать жен живы-здоровы? — спросила Антея.

— А что им сделается? — ответила королева. — Живут себе — бедные безмозглые идиотки! Я, разумеется, не имею с ними ничего общего. Я — королева, а они — всего лишь жены.

— Понимаю, — сказала немножко обалдевшая Антея.

— Если бы вы только знали, мои милые, — продолжала королева, — сколько было возни с этой его последней женой! Вы даже представить себе не можете, как мы все намучались! Дело в том, что нам позарез была нужна египетская принцесса. У короля, да живет он вечно, имеется по жене от каждого более или менее стоящего народа из тех, что живут на земле. И только египетской жены ему не хватало — для полноты коллекции, знаете ли. Естественно, для начала мы отправили в Египет чуть ли не тонну золота. Взамен египетский король прислал нам лошадей — совсем немного, кстати, ибо другого такого скрягу нужно еще поискать! — и сказал, что наше золото ему очень понравилось, но, вообще-то, ляпис-лазурь, которая у них в королевстве как раз вдруг вся вышла, понравилась бы ему гораздо сильнее. Мы сразу же послали ему тонну ляпис-лазури. Но к тому времени ему захотелось покрыть листами из золота потолочные балки в Храме Бога-Солнца, а поскольку все наше золото он уже перевел и ему не хватило, нам пришлось послать ему еще. И такая свистопляска продолжалась не один год. Видите ли, каждое путешествие туда и обратно занимает по крайней мере шесть месяцев. Наконец мы решили, что ждали довольно, и попросили у фараона руки его дочери.

— И что же? — спросила Антея, которой не терпелось поскорее добраться до той части рассказа, в которой речь шла о египетской принцессе.

— А вот что! — сказала королева. — Когда этот старый скупой хрыч вытянул из нас все, что хотел, а взамен прислал нам несколько горстей египетских фиников пополам с египетским же песком, он преспокойненько подослал к нам своего гонца с письмом, в котором говорилось, что он, мол, прекрасно осознает великую честь, которую для него означает столь выгодный брачный союз, да только, к сожалению, у него не было ни одной дочери, но если такая в скором времени народится, то он клянется всеми именами египетских богов, что она будет зарезервирована исключительно для короля Вавилона!