Книга Госпожа адмирал - Макс Мах

И в самом деле, было бы наивно думать, что мир строителей коммунизма и мир победившего капитализма, – как бы ни были они похожи в тех или иных своих проявлениях, – совпадут во всех без исключения подробностях. Одно то, что Советский Союз Лизы Берг успешно пережил системный кризис социализма, в то время как СССР Марии Бессоновой приказал долго жить, говорило о фундаментальной разнице между этими двумя мирами. Лиза поняла это сейчас со всей очевидностью и не без оснований предположила, что внешнее сходство отнюдь не означает тождества двух явлений, предметов или людей. В конце концов, и нынешняя Лиза Браге была лишь похожа на прежнюю, но ею на самом деле не являлась.

* * *

Поход в кафе оказался хорошей идеей. Посидели, выпили по паре чашек вполне приличного кофе, поели мороженого – ассортимент, правда, ограничивался земляничным, сливочным и шоколадным, – накатили по сто пятьдесят граммов армянского «Ахтамара», поговорили по душам. И вот, кажется, не первый день знакомы и успели уже вдоволь «наприключаться» вместе в разных экзотических местах, а все равно такого откровенного разговора у них еще не было. Трудно сказать, отчего именно теперь, но Лиза вдруг поняла, что может, наконец, рассказать кому-то о том, кто она такая на самом деле и что с ней приключилось во время того давнего уже – как-никак три года прошло – неудачного научного эксперимента. Никому никогда не рассказывала, а перед Марией открылась и даже, что странно, почувствовала от этого своего рода облегчение. Словно гора с плеч и камень с души. Но и Мария не подкачала. Выбор Лизы оказался безупречным. Ее визави умела слушать. И сопереживать, как выяснилось, умела тоже. Умная и опытная, она по достоинству оценила рассказ Лизы и ее откровенность. Где-то посочувствовала, сопереживая, а где-то и позавидовала, что не грех, но и то, и другое сделала тактично, можно сказать, элегантно, с естественностью дыхания и без второго дна.

Выслушала, вздохнула «со смыслом», закурила новую сигарету и начала свой собственный рассказ про времена и нравы, и про обстоятельства, о которых у Лизы, если и было какое-либо представление, то наверняка самое смутное. Прежде всего, речь шла не о той Лотарингии, которая с Эльзасом, а совсем о другой, которая королевство Лотаря – от моря и до моря, – и конкретно о той его части, которая в обоих известных Лизе мирах Прованс и Северная Италия. А еще точнее, о городе Турине на реке По. О Милане и Генуе. О княжестве Монако и об Авиньоне. И о девице Ману, что на местном диалекте как раз и означает Мария. А век там, судя по датам, вскользь упомянутым Марией, был аж тринадцатый, но Мария этого тогда не знала, так как была в ту пору молоденькой неграмотной крестьянкой, и жизнь у нее была не так чтобы хорошая. По совести говоря, жила Ману плохо, и, слушая ее рассказ, Лиза подумала, и не раз, что все в жизни относительно, потому что, если сравнивать с этим унылым кошмаром любую из своих жизней – хоть советскую, хоть себерскую, – начинаешь понимать, что такое удача и с чем ее едят. Впрочем, Марии все-таки повезло, и она не закончила свою жизнь при очередных родах, если бы ей подфартило и удалось устроить жизнь по-хорошему, как это понимали тогда и там, или измордованной шлюхой в Турине, если бы ей окончательно не повезло.

Все дело в том, что Мария была молода и красива, и ее купил – да-да, именно купил за деньги – один туринский негоциант, а попросту говоря, торговец маслом, перебравшийся позже к родственникам в Генуэзскую республику. Относился он к ней, как к наложнице, что в целом соответствовало ее статусу и духу времени, но при этом по-своему любил и, как следствие, ревновал. Вот он-то, не разобравшись в ситуации, и убил возникшего – вдруг из ниоткуда, – но слишком «близко» к его женщине, члена общества «Свиток и ключ». Впрочем, если Никола ди Винареа искренне верил, что убивает наглеца, пытавшегося «замутить интрижку» с красавицей Ману, сама Мария в ситуации разобралась куда лучше. К этому времени она уже определенно знала, что люди видят не ее истинный облик, а то, что она хочет им показать. А «показывала» она совсем другую женщину: золотоволосую и золотоглазую, виденную однажды в детстве на рынке в Монкалиери. Сама она – как, впрочем, и любой другой в этом времени и в этом месте, – считала эту способность колдовством. И в самом деле, кто, кроме оборотней и ведьм, способен по желанию менять свою внешность? Никто. А она умела, не говоря уже о том, что, приняв тот или иной облик, могла без усилий удерживать его до тех пор, пока сама не решит изменить. На тот момент это была ее единственная «колдовская» способность, но появление опасного чужака все изменило. Во-первых, выяснилось, что Ману его «чувствует» на свой никак не объяснимый словами манер. Разобравшись позже со своими ощущениями и сопоставив их с фактами «объективного контроля», Мария установила, что все время, пока длилась эта странная история, она точно знала, где находится «охотник», как знала и то, куда он движется. Дальность ее «детекции» оказалась весьма впечатляющей: один раз она проследила его до самой Ниццы, хотя не знала в то время, что это за место и как оно называется. Второе, но не менее важное открытие касалось того, что как минимум четыре раза «охотник» куда-то исчезал – всегда мгновенно и без следа и по прошествии времени точно так же возвращался из своего «нигде», появляясь здесь и сейчас. Еще любопытнее было то, что Мария обнаружила присутствие этого странного и опасного человека и рассмотрела его вблизи намного раньше, чем он обнаружил ее. Но именно ее, как выяснилось, он и искал. К сожалению, Мария так и не выяснила, откуда он приходил и как узнал, что ему нужна именно она. «Охотник» умер раньше, чем она успела задать свои вопросы. И хорошо, что так. Она была в то время слишком молода, наивна и не образованна, чтобы справиться с таким противником. Тем не менее встреча не прошла для нее бесследно. В наследство от покойного ей достались странный прибор, с помощью которого выслеживал ее агент «Свитка и ключа», не имевший, судя по всему, способности чувствовать таких, как Мария, на расстоянии, приличная сумма в золотых генуэзских дженовино, флорентийских флоринах и венецианских дукатах, не говоря уже о серебряных денье и турских грошах, и револьвер, разбираться в конструкции которого ей пришлось не день и не два. Однако главным даром оказалось понимание того, что в окрестностях Генуи есть несколько мест, где вроде бы ничего нет, но где что-то тем не менее есть. В одном из таких мест Мария и совершила свой первый переход.

Оказавшись в реальности успешной технологической цивилизации конца двадцатого века, Мария чуть не спятила. Однако нервы у нее оказались крепкие, а адаптивная способность и того лучше. Одета она была, конечно, весьма странно, но опыт выживания ничем не заменить. За полгода Мария прошла пешком от Генуи до Марселя, ни разу не попавшись ни в руки преступников, ни в руки служителей закона. Постепенно, продвигаясь между тем все дальше на запад, она пообтесалась и переоделась, выучила французский язык, что оказалось несложно для женщины, говорившей на пяти разных диалектах окситанского и цезальпинского языков, обменяла золото на более подходящую к случаю валюту и из Марселя в Париж уже приехала на поезде, ничем не отличаясь от других молодых французских женщин. Ну, разве что красотой.

– В конце концов, в Париже я встретила людей, понимавших, что такое переход между реальностями, там и тогда, собственно, и началась моя новая жизнь.