Книга Элджернон, Чарли и я - Дэниел Киз

Обложка была предусмотрительно оторвана, чтобы я не прочел имени сценариста.

«ЭКСПОЗИЦИЯ. СЪЕМКА ИЗ ЗАТЕМНЕНИЯ.

Камера показывает операционную в больнице: хирург, врачи, медсестры и т. д. Медсестра промокает тампоном вспотевший лоб хирурга. Словом, шаблонная сцена. Однако за секунду до вступительных титров камера надвигается на операционный стол.

И ЗРИТЕЛЬ ВИДИТ: пациент – белая мышь».

Лихо, подумал я и перевернул страницу.

Сценарий производил впечатление написанного компетентным и умным человеком. Но зачем он поменял имя героини – с Алисы на Диану? Зачем пишет «Charley» вместо «Charlie»? С какой тайной целью фабричный босс столько времени проводит в поисках лимонных леденцов? Впрочем, это мелочи.

Были у меня и претензии посерьезнее. Например, Чарли делают операцию примерно в середине сценария объемом в 133 страницы – то есть в середине фильма! Вдобавок сценарист страшится хоть немного отойти от рассказа; прямо-таки цепляется за рассказ. Никаких драматичных эквивалентов ментальным событиям в литературном произведении он не нашел. Зато изменил мой рисунок сюжета – мою «дугу». Заставил Чарли деградировать, затем подверг повторной операции, во второй раз дал надежду, но закончил крахом. Двугорбый верблюд какой-то получился.

Вспомнились слова Робертсона: мол, пессимистичный финал в полнометражном фильме недопустим. «Как вам такой вариант: Элджернон не умирает? Финальная сцена: Элджернон лежит в лабиринте будто мертвый, но вот камера приближается – и он поднимает мордочку, шевелит усами, вскакивает и пускается бежать по лабиринту?» Когда до финала оставалось три страницы, меня пробрала дрожь.

Ну конечно!

Вот оно: Чарли держит в ладони Элджернона – вполне себе живого, только «очень старого и очень усталого». Чарли подносит мышь к лицу.

«КРУПНЫЙ ПЛАН: Чарли и Элджернон, щека к щеке. Чарли улыбается. В глазах у него слезы. Камера начинает удаляться, сцена блекнет, звучит закадровая музыка – „Мелодия Чарли“».

Все в лучших голливудских традициях.

Робертсону я сказал, что сценарий – дрянь. Он ничего не ответил.

Много лет спустя, когда я питал иллюзию, будто могу писать не только романы, но и сценарии, мне попалась свежеизданная книжка «Приключения со сменой жанра»[33]. Автор – Уильям Голдман – давно уже вызывал мое восхищение.

Написал он не только двенадцать романов, среди которых «Парни с девчонками», «Принцесса-невеста» и «Марафонец», но еще и одиннадцать сценариев, в том числе «Маскарад», «Харпер», «Буч Кэссиди и Сандэнс Кид», «Вся президентская рать», «Марафонец» и «Мост слишком далеко». В оглавлении «Приключений сценариста» я обнаружил название «Чарли и Маскарад».

Что еще за черт?

Глава открывалась заявлением, что в конце 1963 года Клифф Робертсон втянул автора в киноиндустрию. Голдман к моменту знакомства с Робертсоном успел написать три романа, а четвертый был в работе. Робертсон уговорил его прочесть «Цветы для Элджернона» и, если книга «зацепит», написать сценарий.

Голдман согласился, даром что отродясь не писал сценариев. За «Цветы для Элджернона» он засел, едва Робертсон откланялся; счел рассказ «выдающимся произведением».

Затем, сообразив, что не представляет, с какого конца взяться за сценарий, Голдман метнулся в круглосуточный книжный магазин на Таймс-сквер (было два часа ночи) и отыскал книжку со словами на обложке «Справочник начинающего сценариста».

Далее Голдман описывает встречу с Робертсоном в Аликанте, возвращение в Нью-Йорк и продолжение работы над своим первым сценарием. Когда все было готово, он отправил текст Робертсону и стал ждать. Чего дождался? Известия, что отстранен от проекта, а новый сценарий пишет Стирлинг Силлифант[34].

Это был настоящий болевой шок, признается Голдман. Никогда прежде его не увольняли! Робертсон даже не сообщил, что конкретно ему не понравилось. «Впрочем, если как следует подумать, – добавляет Голдман, – мой первый сценарий – просто тухлятина».

Тут-то я и вспомнил Робертсонову телеграмму из Испании с просьбой прислать роман некоему Голдману, который живет в Нью-Йорке. Вспомнил и финал: Чарли прижимает к щеке Элджернона и улыбается сквозь слезы. Заезженная дешевка, тупое клише. Выходит, я тоже приложил руку к увольнению Уильяма Голдмана – голливудского сценариста первой величины.

Что ж, Билл, извини.

Глава 18

Мы находим пристанище

Все еще оцепенелый после второго отказа, я отложил рукопись; я не прикасался к ней, пока один коллега, с которым я поделился своими печалями, не попросил разрешения прочесть «Цветы». Через несколько дней, возвращая рукопись, этот коллега сказал:

– По-моему, издатель неправ. Книга очень сильная. Хотя чего-то ей действительно недостает.

От этого комментария, допускающего двоякое толкование, я вздрогнул. Наверное, рот мой приоткрылся. Наверное, я уставился на коллегу, не в силах говорить. Все-таки поднявшись со стула, я вымучил нечто вроде: «Не представляю, чего там еще недостает. В любом случае, поздно вносить дополнения».

Затем, наедине с собой в кабинете, я долго переваривал комментарий. Коллега выразил свое мнение – никак не связанное с маркетинговыми нуждами или издательскими представлениями о читательских предпочтениях; ничуть не волновало его, как аудитория примет мой финал. Уже вечером, лежа в постели, я продолжал думать. Получалось, коллега намекал вот на что: я не раскрыл тему, не дотянул – возможно, самую малость. Неужели проворонил сюжетную линию? Какую именно?

Наутро я проснулся оттого, что в моем мозгу отчетливо прозвучала фраза: «Духовная дуга Чарли».

Ну конечно! Все стало на свои места. Изначально в тексте была только одна «дуга» – интеллектуальный рост, а затем спад. Развитие коэффициента интеллекта. С добавлением любовной истории возникла вторая «дуга» – эмоциональная; показатель коэффициента эмоций. А не хватало в романе третьей «дуги»; Чарли, моим попущением, не поднимался на вершину духа. Как знать, возможно, в будущем появится особый термин – «коэффициент духовности».

Требовалось проследить духовный рост Чарли – иными словами, построить третью «дугу».

Я вновь засел за работу. Наверное, думал я, только сумасшедшие по стольку раз переписывают да переделывают. А потом вспомнил мемуары Шервуда Андерсона – я же сам его цитирую студентам, которые не любят заниматься саморедактурой! Вот он, этот пассаж: «Редко когда я писал историю – не важно, длинную или короткую, – которую не понадобилось бы затем переписывать. Работа над отдельными рассказами заняла у меня десять, а то и двенадцать лет».