Книга О дивный модный мир. Инсайдерские истории экс-редактора Cosmo о дизайнерах, фэшн-показах и звездных вечеринках - Эми Оделл

В восемь вечера я вернулась домой, где провела всю ночь за изучением номеров журнала Vogue. Пытаться уснуть перед собеседованием с Анной Винтур было бессмысленно. Когда я наконец легла в постель, то снова и снова прокручивала в голове список неотложных дел. Я должна была переодеться в гардеробной в наряд от Майкла Корса и цепочку от Кранги, как только Ева после полудня вернется от парикмахера – всего за несколько часов до собеседования с Верховной. Я должна была просидеть весь день за компьютером, вести себя как обычно, но украдкой искать информацию, касавшуюся Vogue. Я могу получить эту работу, думала я, лежа на подушке и прокручивая в голове все те записи, которые сделала, когда вечером листала номера журнала. Чего я не учла, мучимая навязчивой идеей, как переодеться и каким образом запомнить как можно больше авторов Vogue, так это то, хотела ли я действительно получить эту работу или нет. Конечно, хотела, потому что мне следовало мечтать работать в журнале Vogue. Когда я училась в старших классах школы и колледже и с одержимостью следила за Анной Винтур, то решила, что хочу стать именно ею. Чтобы стать ею, я обязана попасть в Vogue. Но я просто забывала о том, что эта работа изменит мою жизнь. Были моменты, которые я отказывалась признать, накручивая себя перед предстоящим собеседованием:

1. Работа в Vogue означала, что я не смогла бы отпускать саркастические замечания по поводу модной индустрии. Мне казалось, что юмор помогает заострить внимание на антифеминистских концепциях индустрии моды и СМИ, что для меня было важно. Хотелось, чтобы люди обращали внимание на моду не только ради эскапизма, когда хочется сбежать от повседневности, но и потому, что она может «подогревать» неуверенность женщин в себе. Такое ощущение, что индустрия моды и средства массовой информации делают все, чтобы люди почувствовали себя толстыми, бедными, уродливыми и безвкусными.

Мне же хотелось, чтобы женщины поняли, что мода – это весело, но при этом индустрия часто бывает смешна – и не стоит к ней относиться столь серьезно.

Написать эту книгу, будучи штатным сотрудником Vogue, было бы так же вероятно, как выпустить номер журнала Sports Illustrated с фотографиями только в цельных купальниках и с запретом на боди-арт.

2. Каждый день одеваться на работу было бы пыткой. Кроме того, пришлось бы сделать отвратительную инъекцию ботокса в ступни, чтобы терпеть высокие каблуки, на которых мне пришлось бы ходить каждый день. Также понадобилось бы взять огромный кредит – чтобы позволить себе эти каблуки и другую рабочую одежду, потому что вещи от Майкла Корса и Филипа Кранги появляются у меня реже, чем чипсы из пряной тортильи.

3. Я много писала на сайте The Cut о журнале Vogue и об Анне Винтур, и не всегда «доброжелательно». Но как только вас зовут пообедать с крутыми девчонками в кафетерии, пропадает охота сплетничать за их спинами, потому что по крайней мере на время желание вписаться становится важнее, чем желание посмеяться над ситуацией. В связи с этим один из мудрых и опытных редакторов посоветовал, чтобы я спросила Анну, почему она решила пригласить меня на собеседование. Я едва могу удержаться от ухмылки на модных показах, а она иногда приглашает шесть штатных сотрудников только для того, чтобы серьезно обдумать, как фотографировать одежду во время показа одной коллекции на подиуме. Смогла бы я кардинально изменить свой подход и начать относиться к моде серьезно, как к карьере? Ослепленная зеркальным блеском Vogue, я закрыла глаза на вещи, которые более всего меня интересовали: юмористические материалы и социальные проблемы, формирующие образ жизни женщины. Но находясь вне модного мира, мне все время хотелось войти в него. Работать в Vogue – значит быть внутри. Как только вы оказываетесь внутри, сомневаться становится невозможно.

И теперь, когда я была готова официально стать частью этого мира, я испытала глубокое волнение при виде огромного количества дорогих вещей, которые рекламировал журнал. Ура – ВЕЩИ! Услада для глаз! Красивые! Модели с таким изяществом носят дизайнерские наряды. Худосочные! СНОВА УРА! Знаменитости – восхитительно безобидные и талантливые, в бальных платьях в просторных сицилийских патио. Фотошоп! Заказуха! Добавьте худобы! ФОТОГРАФ ЭННИ ЛЕЙБОВИЦ – ВЕЛИКИЙ ХУДОЖНИК НАШЕГО ВРЕМЕНИ!

И потом, были «выпуски». Хиллари Клинтон! Мировые острова![28] ПОТРЯСАЮЩЕ! Еще больше фотографий с тощими красавицами в нарядах, стоимость которых в двадцать раз превышает сумму моих накоплений и текущих счетов! Все это был журнал Vogue. И, подобно Анне Винтур, он был шикарным. Я могла поверить, что журнал не станет раздувать славу певицы Ферджи, модели Кардашьян или актрисы Эмбер Роуз, настолько он был шикарный. (Хотя с тех пор журнал написал о снявшейся в «Настоящих домохозяйках из Атланты» НеНе Ликс[29] и Ким Кардашьян. Возможно, сейчас меня взяли бы на работу.) Я решила, что журнал, никому не позволяющий появляться на его обложке без веской причины (выпуск парфюма за 13 долларов или рождение ребенка в пятнадцать лет – не основание) – это именно то место, где я хочу работать. Когда однажды пресс-агент намекнула мне, чтобы я попыталась устроиться на работу в Vogue, я ответила: «Да конечно, они же меня затопчут своими Маноло Бланиками[30]». Она возразила: «Но это же Библия».

Конечно, каждый журналист, пишущий о моде, должен работать в Vogue, ибо это – Библия моды, а Анна – папа римский от моды.

И каждый, кто работает на нее, могущественен и влиятелен. И если вы когда-нибудь мечтали о том, чтобы диктовать массам фасон юбки в определенный сезон, то работа в Vogue – точно для вас. (Я об этом никогда не мечтала. Обладать миниатюрным померанским шпицем – да, оказывать влияние на то, что носят люди, – нет.)

В день собеседования произошло худшее из того, что могло произойти: Ева не успевала вовремя вернуться от парикмахера.

Спустя минуту после озвученного ею времени я начала писать ей по электронной почте: «Ева, где ты????!!!! Мне нужно надеть платье!!!!!!!!» Ева была моей единственной подругой в офисе, у которой был ключ от гардеробной.

«Опаздываю, – ответила она. – Бразильское выпрямление волос. Скоро буду».

Оставалось два часа до моего выхода из офиса, но мне казалось, что мир собирается войти в ледниковый период, а у меня на ногах шлепанцы. Весь день на меня наводила ужас мысль о том, что я появлюсь в издательском доме Condé Nast в том, в чем я пришла на работу: в черных джинсах, футболке и туфлях на низком каблуке из искусственной змеиной кожи. В этом воображаемом сценарии я входила в кабинет Марка Холгейта и заливалась слезами. Он, оглядев меня с головы до ног, тоже начинал рыдать. Потом отсылал домой подумать о том, что я натворила.