Книга Пари на красавицу - Ирина Муравская

Глеб откалывается от своего курса и подходит ко мне. Очень близко подходит. Вместо того, чтобы злиться на вторжение в своё личное пространство, я робею. Буквально каменею. Не могу и шага сделать, завороженно всматриваясь в его глаза. Обычный зелёный отблеск сейчас переливается сверкающим изумрудом. Он завораживает. Гипнотизирует. Ноги прирастают к земле. Сердце пропускает такт и замирает.

Глеб так близко, ласково касается большим пальцем моих губ, волнующе оттягивая нижнюю, смотрит на меня и шепчет, что любит. При всех. ПРИ ВСЕХ? Вот так напрямую? С ума сошёл? Башкой где тюкнулся? Перебухал вчера? А может того, горячка? Звоните в неотложку! Срочно! Клиент готов!

Мысленно шучу, но мои эмоции на пределе. Волнение перекрывает разгорающийся восторг. Так и хочется шикнуть на толпящихся у стены завистливых куриц: что, съели? Он теперь мой, а вы выкусите, шлюшки-печенюшки. Вот вам фак с локтя, ловите.

Лицо Глеба склоняется к моему. Оттолкнуть его нет ни сил, ни желания, ни уверенности. Ничего нет. Даже стрелка морального компаса присмирела. Всё, чего хочется — в трепетом ожидании ждать, что же будет дальше. Его губы уже так близко, вот-вот коснутся моих…

Открываю глаза и вижу те самые губы. К тому, что сон и реальность вдруг так резко объединятся я оказываюсь совсем не готова. От неожиданности взвизгиваю, пячусь назад, путаюсь в одеяле и грохаюсь на пол. Диван без боковых стенок сыграл-таки со мной злую шутку. А ведь мама говорила: бери вот тот, с подлокотниками.

Растираю заспанную моську и с недоверием пялюсь на Воронцова. В комнате царит эротический полумрак. Штора опущена, но любопытное утреннее солнце заглядывает к нам через боковые прощелины. На полу валяется пакет с пустыми упаковками из-под еды. Ноутбук всю ночь пыхтел тихом режиме в ногах, тормознутый на фильме, который мы так и не досмотрели.

Кажется, я уснула первой. Да, точно! Помню, как начала клевать носом, роняя голову… хоспадя прости, стыд и срам-то какой, на плечо Глеба. А дальше всё, отключка…

— Доброе утро, золотце, — ему так комфортно, вы посмотрите на него. Развалился как у себя дома, заняв больше половины места. Подушку, вон, единственную отжал, подмяв под себя. Спасибо, одетый. И я… одетая. Это радует.

— Ты в курсе, что порядочные гости уходят тихо и незаметно? И мусор за собой подбирают, — вставать с пола не тороплюсь. Мне и тут удобно. Одеялко опять же есть.

— И лишить себя удовольствия наблюдать, как ты пускаешь слюнки? — хмыкает Воронцов. — Ну нет.

Заливаясь румянцем, смущённо вытираю подбородок, хоть он и так сухой. Но да, есть за мной такой грешок. Сама не раз замечала. Блин. Попадос.

— Нет-нет. Это очень даже мило, — успокаивают меня с едва сдерживаемым смехом. Вот нифига не поймёшь: стебётся это он или искренне.

Разобраться не успеваю. Вздрагивает от стука в дверь.

— Праша, всё хорошо? — слышится голос мамы.

Ой, ей… Сжимаюсь, как нашкодивший котёнок. Рефлексы, рефлексы. Я не знаю как, но предки умудряют вбить их в своё чадо с пелёнок.

— Всё огонь!

— Ты кричала.

— Да просто испугалась. Подумала спросонья, что таракан на подушке, — с вызовом таращусь на Глеба, но тот лишь улыбается. Такой расслабленный, я не могу.

Слышу, как скрипит ручка. Хвала ёжикам, что я вчера предусмотрительно заперлась.

— Может дверь откроешь?

— Не могу.

— Почему?

Эм…

— Не знаю… Я занята… Я режу вены…

Чё, блин? ВЕНЫ? Мой мозг ещё, кажется, не активизировался.

— Я тебе дам, режет она! Постельное бельё потом от крови не отмоешь!

Воронцов чудом сдерживает смех, утыкаясь лицом в подушку. Только и слышны похрюкивания.

— И это всё беспокойство? Вот спасибо, мамочка! Я всегда знала, что я желанный ребёнок, — злобно задирают ногу со своего неудобного положения, пытаясь пихнуть его, но промахиваюсь и заваливаюсь на бок.

— Желанный, желанный, — успокаивает меня дверь. — Иди завтракать. Время видела? Ты на пары опаздываешь. Или тебе сегодня позже?

— А сколько… — взглядом нашариваю часы и в ужасе вскакиваю на ноги. — Блин, я ж опаздываю!!!

— Я сделаю тебе бутербродов. Перекусишь в маршрутке, — заботливо вещают напоследок и по шагам становится понятно, что мама и правда потопала на кухню, шаркая тапочками.

Спасибо, конечно, но о еде я в данный момент думаю в последнюю очередь.

— Это всё из-за тебя! Я забыла проверить будильник, — шиплю я на Глеба, выбираясь из кокона одеяла и кидаясь к шкафу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Ну опоздаешь немного, подумаешь, — отмахивается тот и не думая шевелиться.

— Какой опоздаю? — в сердцах отвешиваю ему долгожданный пинок. — У меня тест сегодня по английскому! — по которому мне вчера кое-кто так и не дал нормально подготовиться, кстати.

— Ладно, ладно… Понял, — Воронцов неохотно сползает с постели, разминаясь и взлохмачивая и без того взлохмаченный вихр на голове. — Жду у мотика, — предупреждают меня, судя по всему, с наслаждением хрустя шеей. Слышу этот не очень приятный звук, но не вижу, так как роюсь в полках.

— Зачем?

— Я тебя подвезу, — привычно скрипят петли.

— Не надо, — ответа не получаю. Свалил. Ну и фиг с тобой. Так даже лучше, потому что опаздывать реально нельзя, а своим ходом я потрачу на дорогу не меньше часа.

Переодеваюсь со скоростью метеора. Спичка бы не успела догореть. Закрываю раздвижные стеклянные двери… и обнаруживаю, что Глеб ещё никуда не ушёл. Сидит на подоконнике, за мной наблюдает. А я тут почти голой скакала. Пускай со спины, но…

— Блин, извращенец! Вали уже! Сейчас выйду, — пущенная в него балетка, первое, что попало под руку, вылетает в уже опустевший проём. Озорной мальчишеский смех ещё какое-то гуляет по комнате.

В универ я, правда, приезжаю вовремя. И тест с горем пополам кое-как накалякиваю. Жесть. Утро проходит в каком-то бешеном сумбуре и только ко второй паре до меня начинают доходить события последних двенадцати часов. Воронцов ночевал у меня? Мы с ним лежали, разговаривали и мирно смотрели кино? Я уснула на его плече? И что хуже всего… ОН МНЕ СНИЛСЯ? Это товарищи, полный трындец. Не ожидала я такого. Особенно после вчерашнего, потому что…