Книга Будьте моим мужем - Ксюша Иванова

Но радуюсь ведь! А все просто… К чему врать? Я хотела его. Очень. Он волновал меня, как когда-то в далекой юности Андрей… Хотя нет, не так совершенно. С мужем мне было хорошо, жить бок о бок, заботиться друг о друге… и в постели тоже, но все же, первоначальным в наших отношениях были чувства любви, уважения, симпатии взаимной, интерес друг к другу. Но разве было у меня когда-нибудь так, как сейчас? То ли память не сохранила, то ли, действительно, никогда раньше я не испытывала такого яркого, такого волнующего желания.

Он говорит, что хочет меня, и я огнём горю. Он в метре стоит, а взгляд мой так и соскальзывает с мужественного Пашиного лица на крепкую шею, на плечи, на руки эти потрясающие, на груди сложенные! И этот контраст белой рубахи и загорелой кожи… И темные волосы, завивающиеся на груди, там, где пуговицы расстегнуты… Просто я живая! А он — потрясающий мужик! Разве я не имею права? Пусть хотя бы на одну ночь… Хотя с моим выводком разве может эта ночь состояться?

Так я раздумывала, пока Паша не взвалил меня на плечо и не понес в Кирюхину спальню!

И, свешиваясь с достаточно большой, как мне в тот момент казалось, высоты, цепляясь за его одежду в страхе выскользнуть, рухнуть на пол, я, словно глупая влюбленная девчонка, млела от того, что он такой сильный!

А когда он запер дверь Кирилловой спальни, когда уложил меня на кровать и потянулся рукой к молнии на моем задравшемся халате, я совершенно не хотела, чтобы он останавливался! Но ведь дети… В любой момент могут прибежать домой! И если Полинка и Андрюша скорее всего не поймут, зачем мама с дядей Пашей закрылись в спальне, то Кирилл уже совсем взрослый… Как потом сыну в глаза смотреть?

— Паша, дети могут в любой момент вернуться, — прошептала я.

Он растянулся на кровати рядом и, нависнув надо мной, замер, так и не донеся протянутую к моему лицу руку:

— Тебя только это волнует?

— Нет, — меня многое волновало, очень многое — его запах, узнаваемый, особенный, который хотелось вдыхать, уткнувшись носом в основание мужской шеи, ладонь, скользящая по моей руке от плеча к локтю, карие глаза, чуть прищуренные, потемневшие, напряженно всматривающиеся в мое лицо. А еще мысль о том, что завтра буду мучиться угрызениями совести… Но ведь это завтра…

— Что еще?

— Ты…

Я просто сказала правду. Ну что тут поделаешь, если я — обычная женщина, которая должна быть сильной, должна быть верной ушедшему из жизни мужу, но на деле остается слабой, ищущей защиту и поддержку, и неравнодушной к этому мужчине?

— Я? — он сделал паузу, широко улыбнулся и добавил. — Нравлюсь тебе?

— Нравишься…

— Тогда закрой глаза и ни о чем не думай.

Я послушно зажмурилась. Но тут же опомнилась и, подумав, что командовать ему никто права не давал, что то, что он мне нравится, не дает карт-бланша на какие-либо действия в отношении меня, возмущенно открыла глаза снова.

— Эмма, — его лицо находилось совсем рядом, буквально в сантиметре от моего лица. — Просто несколько поцелуев… Просто не думай ни о чем… Позволь мне…

— Если Кирилл придет, он все поймет, он уже взрослый, — не могла не сказать то, чего боялась больше всего.

— Он — умный парань, он не придет, не предупредив. И мелким не позволит.

— Ты думаешь? — договорился он с Кирюхой что ли? И что сказал при этом? "Парень, ты пока домой не ходи, я там с твоей мамой…". Но жаркий шепот на ухо полностью лишил меня желания сопротивляться:

— Я знаю.

И я сама, без подсказки, зажмурила глаза, забыв обо всем. Будь, что будет! Только бы он не отстранялся, только бы не прекращал целовать так нежно, только бы слышать его учащенное дыхание, понимая с восторгом, что это Паша так реагирует на меня!

А когда собачка на молнии быстро поползла вниз, оголяя тело, до меня наконец-то дошло, что там, под халатом у меня одни только трусы, да и те домашние, старенькие, вроде не дырявые, но все-таки… Да и тело мое в вечернем, но все еще ярком свете, скорее всего смотрится не очень — двое детей, которых кормила грудью, оставили след. И след этот не слишком привлекателен для мужских глаз. Особенно для такого мужика, как этот — идеального, потрясающе сложенного! И если, благодаря моей худышке-маме, в которую я пошла телосложением, лишнего веса я имею не так уж и много для своего возраста, то кожа-то! Кожа давно уже не так упруга, грудь… Боже мой! Представив, что именно сейчас увидит Паша, я схватилась за полы халата и, запахнув на груди, сжала в кулак.

С опаской открыв глаза — увидел уже или еще не успел? — встретила его удивленный взгляд.

— Ты передумала, — констатировал факт.

— Я… не готовилась, — выдавила из себя глупое, чувствуя, как краска стыда заливает лицо.

— Ха. Я тоже. А нужно было?

- Нет, я в смысле, в общем, я стесняюсь… наверное. Может, мы закроем шторы? — мямлила, рассматривая обои, потолок, все, что угодно, только чтобы больше не видеть его насмешливые карие глаза.

— Можем, конечно, — он уже откровенно смеялся над моим смущением. — Но давай я просто зажмурюсь и буду наощупь заниматься с тобой любовью?

Наощупь? Смеется надо мной. Или правда? Пока я раздумывала над ответом, он скомандовал, осторожно разжимая мой кулак, держащий халат:

— Только ты тоже глаза закрой, чтобы по-честному было. Хм, я же тоже стесняюсь…

Наверное, мне просто очень хотелось ему верить. Потому что я зажмурилась покрепче и все-таки отпустила многострадальный халат, позволив Паше распахнуть его. А потом старалась не думать, как он смог так быстро и безошибочно отыскать с закрытыми глазами мою грудь. А когда горячие губы втянули во влажный плен сосок, я забыла, что там требовала, чего просила… Я даже не понимала, что, вцепившись в его волосы, сама притягиваю Пашину голову к своей груди.

36. Павел

Мысленно уговаривал себя не спешить. С этой женщиной ни в коем случае нельзя торопиться — испугается, выскользнет, как ёжик всеми иголками своими ощетинется.

И вообще мне казалось удивительным, что она вдруг сдалась. Почему? Что я сделал такого? А может… Может, потому только Эмма не сопротивляется, что ей, как и любому другому человеку, нужен секс? Просто хочет меня?

Странное дело, при мысли об этом, я не обрадовался, как было всегда в подобной ситуации раньше, до нее, а почувствовал необъяснимое разочарование, как если бы мне пообещали торт, а дали шоколадку.

Я хотел, чтобы не только физическое желание влекло Эмму ко мне. А что? Любовь? Но очевидно же, что она любит и всегда будет любить своего погибшего мужа! Вот и Андрюша — тому доказательство!

Но несмотря на свои умозаключения, останавливаться я не собирался. И обещание только лишь целовать было изначально невыполнимо — почему-то с Эммой все мои чувства обострялись, становились более яркими, более сильными, болезненными даже.