Книга Фанатки #2 - Яна Миа

– Как дела? – поинтересовалась Мейси, когда милый лопоухий официант оставил их наедине. Почему-то в голову ей лезли вопросы типа «не болят ли у него уши, когда он носит шапку?» и «дразнили ли его в школе?».

– Маргарет, – начал отец, и у нее внутри все оборвалось. Обычно так начинаются самые плохие разговоры во всех книгах и фильмах – дальше должны объявить какую-нибудь убийственную новость, после которой Мейси захочется разрыдаться на месте или провалиться под землю. – Сколько еще будет продолжаться твоя игра в юношеский максимализм?

Но это же не фильм и не книга – поэтому все будет прозаично и неприятно. Мейси выдохнула, смакуя эту мысль, и улыбнулась в ответ.

– Это не игра и не максимализм, пап. Это моя жизнь – такая, какой я хочу ее видеть.

– Ты хочешь жить у чужих людей и работать прислугой?

– Я работаю няней и живу у своего парня. Это никак не соответствует тому, о чем говоришь ты.

Отец закрыл глаза и тяжело протяжно выдохнул, словно у него болела голова, а этот разговор повторялся уже в сотый раз.

– Я просто пытаюсь быть счастливой, пап, раз уж вы с мамой не даете мне такой возможности.

– Маргарет, – снова начал отец, но тут появился официант с их заказом, и тяжелый, горьковатый, словно лакрица, разговор встал на паузу. Мейси видела, что отец едва терпит беднягу, расставляющего напитки на столе, и поэтому улыбалась и благодарила сразу за двоих.

– Пап, если ты приехал, чтобы уговорить меня вернуться домой, поступить на юридический, то зря. Можешь угрожать, убеждать, ругать меня, но я вижу свою жизнь другой, понимаешь? Я хочу решать, что мне делать. Это мой выбор, потому что мне потом с ним жить. Разгребать последствия, радоваться или жалеть – это все будет происходить со мной, так что просто оставайтесь в стороне, если не готовы смириться с тем, что меня нельзя контролировать и подчинить вашим желаниям.

– Ты так похожа на мать в этой своей упертости, – внезапно произнес отец, и Мейси даже растерялась. – Но я уважаю то, с каким рвением и самоотдачей ты идешь к своей цели. Даже если она мне не нравится.

Мейси резко подняла голову, чтобы проверить, точно ли ее отец сидит напротив, и неосторожно задела стакан с лимонадом: в мгновение ока на столе появилась огромная лужа. Мейси испугалась и разозлилась – она всегда себя чувствовала глупо, когда ее природная неловкость проявляла себя на людях, но сейчас, когда она пыталась показать отцу, что она уже взрослая и самостоятельная, лимонад, стекающий со стола на пол, – последнее, что ей нужно было. Она схватила салфетки, принялась промакивать им напиток, пытаясь прибрать катастрофу до того, как ее неловкость станет достоянием всего кафе. Отец попытался ей помочь, но официант оказался проворнее – он уже стоял рядом с тряпкой в руках и улыбкой до ушей.

– Не переживайте! – он так усердно убирал лимонадный потоп, словно это он был виноват. – Хотите еще лимонада? Или, может, милкшейк?

– Просто воды с лимоном, – Мейс закатала мокрые рукава своего джемпера. – И простите, что доставила неудобства.

– Да нет, все в порядке. Поверьте, это обычное дело! Сейчас принесу вам воду, а вы пока можете пересесть за другой столик, если хотите.

– Нет-нет, – ее щеки начали пылать, – мы останемся здесь. Спасибо.

Когда Нолсберги снова остались одни, повисла тишина. Мейси не была готова к таким признаниям, да и вообще к тому, что отец проявит хоть толику уважения к тому, что она делала.

– Если ты уважаешь… мой выбор, – неуверенно начала Мейси, – то зачем говоришь про игру в протест?

– Я уважаю твою настойчивость, – поправил ее отец. Он так и не притронулся к своему кофе. – Но твоя навязчивая идея рисовать картинки…

– Это не навязчивая идея, – чуть резче, чем планировала, ответила Мейси. – Это то, что я люблю, что делает меня счастливой.

– Счастливой… Послушай, Маргарет. Тебе кажется, что мы с мамой ничего не понимаем, но дело в том, что мы – как родители – видим свою версию счастья. То, что для тебя еще впереди, мы уже прошли. Мы знаем такие подводные камни, о которых ты даже не подозреваешь – и, надеюсь, никогда не узнаешь. Для нас важно то, чтобы ты была в порядке, потому что мы не сможем быть рядом все время. И счастье… Пойми, очень сложно быть счастливым, когда тебе нечего есть, негде жить, когда ты не можешь помочь тем, кого любишь, или ты работаешь по двадцать часов в сутки, – тут уж просто некогда смаковать счастье. Это убивает любую любовь – и к людям, и к делу. Поэтому мы учили тебя быть настойчивой, целеустремленной. И хорошее образование в востребованной сфере – это возможность получить хорошую работу. Ту, что поможет избежать всего того, о чем я говорил. И заниматься тем, что любишь – иногда, в свободное время, но все же.

– Ты не понимаешь, папа…

– Не понимаю, Маргарет, ты права. Но ты наш единственный ребенок – у нас не было пробных вариантов. И курса в университете по воспитанию детей – тоже. Я прохожу это впервые – вместе с тобой, и, что бы кто ни говорил, между родителями и детьми всегда будет огромная пропасть. Разный возраст, желания, понимание жизни.

Мейси молчала. Впервые, наверное, ее отец признал то, что он в чем-то не прав. И это не столько радовало, сколько пугало. Что же творилось в его голове, в его душе, если он был готов сказать такое?

– Я уже понял, что не смогу переубедить тебя. И это мой самый большой страх: вдруг ты сейчас совершаешь ошибку, а я не могу тебя уберечь?

– Нельзя никого уберечь, пап. Если это ошибка – ладно. Это будет моя ошибка, урок мне, не знаю. Но я не могу не попробовать. Потому что… Если это не ошибка, пап? Если все получится, если я смогу? Я же никогда не узнаю, если сейчас не сделаю. Не прощу себе. Потом, когда у меня будут свои дети, я буду оглядываться назад и жалеть. Я не хочу так. Не хочу жалеть о шансах, которые я упустила из страха неудачи, понимаешь? Не потому что я не могла физически, не потому что обстоятельства были сильнее меня, а потому что я просто сдрейфила, выбрала что-то более прозаичное, зато спокойное и проверенное.

– Когда-нибудь ты оценишь всю красоту спокойствия, – отец ослабил воротник рубашки. – Я хочу, чтобы ты поняла: мы с мамой давим на тебя не потому, что хотим обидеть или воплотить свои мечты. Мы просто заботимся, беспокоимся и делаем выводы из знаний, полученных за всю нашу жизнь. Все родители хотят лучшего для своих детей.

– А все дети хотят выбирать свою жизнь сами, – пожала плечами Мейси, чувствуя, как к глазам подступают слезы. – Мне жаль, что мой выбор не совпадает с вашими желаниями. И то, что все это отражается на вашей репутации, но… так вышло.

– Домой ты возвращаться не намерена?

– А мама готова смириться с моей новой жизнью? – Отец промолчал, но ответ они оба знали без всяких обсуждений. Сильвия Нолсберг вряд ли когда-нибудь вообще сможет смириться с таким отвратительным непослушанием. – Все в порядке, пап. У Арти ко мне относятся… очень хорошо. – Она хотела сказать «как к дочери», но это был бы удар по больному в сложившейся ситуации.