Книга Му-му. Бездна Кавказа - Андрей Воронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прошло какое-то время, пока оперативник осознал, что жив и, кажется, невредим. Ударом ноги распахнув заклинившую дверь, он выбрался на дорогу и увидел виновника аварии — громадный красный «додж», въехавший в багажник его «Волги». Сваренный из толстых стальных труб прочный «кенгурятник» лишь слегка погнулся от удара, который превратил «Волгу» в груду металлолома; к потерям, понесенным противником, можно было отнести две из четырех укрепленных на «кенгурятнике» противотуманных фар, и это было все. Что же до «Волги», то, глядя на нее, было трудно поверить, что этот искореженный хлам когда-нибудь удастся снова превратить в автомобиль.
— Ты что делаешь, э?! — кричал, выбираясь из правой передней дверцы «доджа», рослый горбоносый шатен в модном полупальто. — Где права купил, слушай? Кто так тормозит?!
— А кто дистанцию держать будет?! — игнорируя его, закричал на смуглого небритого водителя «доджа» мигом включившийся в назревающую свару оперативник.
— Какой дистанция? — забыв о падежах, с сильным кавказским акцентом орал водитель. — Где ты в Москве видел дистанция? Езжай в свой деревня, там тебе дистанция будет, а здесь ездить надо по-человечески!
— Это ты мне будешь объяснять, как по-человечески ездить?! — разъярился оперативник. — Сейчас я тебе кое-что объясню, чурка ты с глазами!
— Кто чурка? Я — чурка?!
К импровизированному митингу присоединился водитель самосвала, который, собственно, ничего не видел, но на всякий случай взял сторону тех, кто показался ему более кредитоспособным — то есть кавказцев на красном «додже». На светофоре включился зеленый свет. Серебристый «цивик», фыркнув на прощание выхлопной трубой, укатил в одному ему известном направлении. Машины, раздраженно сигналя и мигая оранжевыми указателями поворота, медленно объезжали место аварии. Покинуть намертво законопаченный тремя столкнувшимися автомобилями ряд было нелегко, поскольку в двух соседних рядах машины шли сплошным потоком. Назревала пробка.
— Все, джигиты, вы меня достали, — сказал бледный от ярости оперативник и, как пистолет, выхватил из кармана мобильный телефон. — Сейчас позвоню в ГИБДД, пускай они вам объяснят, что такое дистанция и зачем нужно ее соблюдать.
Горбоносый Аслан, который с первой секунды разговора ожидал появления на свет удостоверения сотрудника уго- ловкого розыска, а то и ФСБ, внутренне расслабился. Неверный, которого так ловко протаранил по его приказу Ваха, скорее всего, не являлся сотрудником правоохранительных органов, иначе не упустил бы такого удобного случая козырнуть «корочками». Зачем он выслеживал Лесневского, осталось неизвестным; что Аслан знал наверняка, так это то, что Борис Олегович давно миновал перекресток, и след его надежно затерялся в паутине улиц и переулков московского центра. А это, в свою очередь, означало, что он все сделал правильно, заслужив похвалу уважаемого Мустафы.
— Подожди, дорогой, — совсем другим тоном произнес он, бросив прощальный взгляд в ту сторону, где скрылась серебристая «хонда-цивик». — Зачем нам ГИБДД? Сами разберемся, слушай! Где твои глаза, ишак небритый?! — внезапно обрушился он на водителя. — Смотри, что с машиной сделал! На чем человек теперь ездить будет — на твоей спине, э?! Домой ступай, в кишлак, на арбе тренируйся!
Водитель огрызнулся, от волнения перейдя на родной язык. Аслан ответил ему на том же наречии. Со стороны их разговор выглядел как яростная перебранка, на деле же они спокойно обсуждали ситуацию, вырабатывая план дальнейших действий. Ваху беспокоили последствия аварии — он боялся, что за помятый «кенгурятник» и разбитые противотуманки уважаемый Мустафа велит своим телохранителям помять ему ребра и подбить оба глаза — по количеству разбитых фар. Аслан успокоил его, сказав, что их действия заслуживают не наказания, а щедрой награды, и что по сравнению с тем, что они совершили, слегка помятое железо — мелочь, не стоящая упоминания. Немного успокоившись и получив от напарника инструкции по поводу дальнейшего поведения, небритый Ваха придал лицу угрюмое выражение и, снова перейдя на русский, с явной неохотой извинился перед оперативником. Аслан тем временем добыл из внутреннего кармана пальто вернейшее средство для улаживания любых проблем — толстое, туго набитое портмоне из натуральной кожи.
Первым получил свою долю водитель самосвала — ему сунули в зубы пятьдесят долларов и пожелали счастливого пути. Водитель, убытки которого сводились к расплющенному в жестяной блин старому, да к тому же казенному, ведру, что по старинке болталось сзади на крюке сцепного устройства, удалился, весьма довольный таким везением. Позднее выяснилось, что доллары фальшивые; вынужденный давать разъяснения в милиции, бедняга так и не сумел сказать ничего вразумительного, поскольку предусмотрительный Аслан позаботился стать так, чтобы ни ему, ни водителю «Волги» не были видны не только номерная пластина, но даже и фирменный значок «доджа».
Затем начался процесс оценки ущерба, понесенного «Волгой», продлившийся около пяти минут. Аслан, более не отрицавший вины своего водителя, соглашался со всеми претензиями противной стороны, и, когда был подведен окончательный итог, даже не попытался торговаться. Выложив без малого две тысячи долларов и любезно вызвав эвакуатор, чеченец уселся в машину. Небритый Ваха повернул ключ зажигания, включил передачу, и красный «додж» укатил, оставив оперативника возле разбитой машины пересчитывать деньги.
Молодой оперативник был так доволен неожиданно легкой победой, что далеко не сразу сообразил, что даже не потрудился запомнить номер протаранившей его машины. В тот момент это показалось ему ничего не значащей мелочью, истинные масштабы которой выяснились лишь вечером, в кабинете Сергея Дорогина, который, выслушав отчет оперативника, дал себе труд осмотреть полученные тем деньги под лупой и в ультрафиолете. Результат исследования очень развеселил участников вечернего совещания в офисе «Ольги» — всех, кроме главного героя печального происшествия и самого Дорогина, который, единственный из присутствующих, знал, во что они впутались, и потому не видел в данном инциденте ничего смешного.
Михаил Шахов вошел в свой подъезд, неся в руке пакет с купленными в магазине по соседству продуктами. Было начало девятого вечера. На улице уже стемнело, свет фонарей едва пробивался сквозь густой оттепельный туман, а то, что продолжало сеяться с низкого, невидимого за ненастной мглой неба, по-прежнему не могло решить, как ему называться — снегом или дождем. Шапка так и не нашлась — видимо, он все-таки потерял ее во время стычки в гаражном кооперативе, — и, очутившись в ярко освещенной, сухой и теплой рекреации, Шахов первым делом стряхнул свободной рукой осевшие на волосах капельки воды.
Кнопки вызова обоих лифтов рдели красным. Михаил раздраженно потыкал сначала в одну, потом в другую, и прислушался. В лифтовых шахтах было тихо — не гудели электромоторы, не щелкали реле, не скрипели, наматываясь на барабан, толстые замасленные тросы. Кнопки вызова продолжали светиться ровными красными огоньками, никак не реагируя на нажатия, из чего следовало, что к себе на восьмой этаж Михаилу придется идти пешком.