Книга Никогда не разговаривай с чужими - Рут Ренделл

— Это невозможно!

— Ты моя жена! Разве это ничего не значит? Ты сказала, что виновата, говорила, чтобы я не давал никаких клятв и обещаний… — Джон потерял нить разговора. Ужас реальности потряс его, пронзил насквозь. Он вернется домой один! Он всегда будет один! А она? Она вернется к Питеру Морану, без сомнения, успокоится у него в объятьях, в его поцелуях, выплачет все обиды. И все будет хорошо? — А где он? Уж не такой он красавец и не слишком общителен, как я погляжу.

— Питер? Он умный, невозмутимый и интеллектуальный. Он веселый. Здорово смешит меня. И мы понимаем друг друга.

Горько было слушать.

— У него даже работы нет. Как он может обеспечить тебя?

— А ты что, любишь только тех, кто хорошо обеспечен?

— Он уже раз бросил тебя, сбежал почти у алтаря. Ты выяснила, почему?

— Это не имеет значения, — сказала Дженифер. Она выглядела такой беззащитной и уязвимой, что напомнила ему «папиросно-бумажный» лепесток ломоноса, который цветет только день и погибает от любого прикосновенья.

— Я никогда не дам тебе развода, — сказал Джон. — И ты будешь ждать все годы до признания нашего брака недействительным. Только он бросит тебя к тому времени.

Он вскочил и быстро пошел прочь. Он приказал себе не оглядываться и не оглянулся, удерживая взгляд на зеленых газонах впереди, на голубом небе или на море сияющих белизной нарциссов. И только чуть не столкнувшись с женщиной, шедшей навстречу, он с удивлением обнаружил, что на свете есть еще и другие люди. Оглядевшись, он заметил детей, мужчину с собакой на поводке и почувствовал себя обескураженным. В течение получаса он и она были единственными мужчиной и женщиной на всем свете. А теперь был только он.

Через два дня по местному телевидению в новостях показали эпизод о Саде леди Арабеллы. Даже белая бабочка — возможно, та самая — появилась в фильме, порхая в кадре. Но главной темой выпуска было сообщение о пропаже школьника. Двенадцатилетний мальчик, ученик начальной школы Хинтола, исчез субботним днем во время урока по естествознанию, который проводился на природе. В последний раз его видели у реки на другом конце Нанхауса, где мальчики, притаившись, наблюдали за поведением цапли. Никто не заметил, как исчез Джеймс Харвилл.

Любое упоминание о Нанхаусе привлекало внимание Джона. Но, прежде чем он смог объединить исчезновение мальчика и кое-что из письма Дженифер, прошло много времени.

Часть 2

1

Он был одним из тех невысоких аккуратных людей, которые никогда не выглядят нескладно или неряшливо. Они всегда безупречны и элегантны. Рядом с Манго он действительно казался очень маленьким. У него были уши как у эльфов, не с заостренными или закругленными кончиками, а просто вытянутые. Светлые волосы всегда казались только что вымытыми и хорошо подстриженными. Писклявый голос, который приблизительно год назад сообщил Манго по телефону, что его обладатель хочет перейти на Запад, все еще не сломался. Опрятно одетый в форму, предписанную правилами Россингхема — серые фланелевые брюки, темно-зеленый пуловер, без галстука, потому что его разрешали только старшеклассникам, — он принял предложение Манго и сел на место за столом, которое обычно занимал Грэхем О'Нил. С жадным любопытством он скосил глаза на книги, которыми Манго пользовался при подготовке к уроку французского.

Манго протянул руку и убрал их из поля зрения любопытного собеседника. Но как только он отодвинул результат своего пока еще безуспешного труда — перевода, тотчас же из рукава пуловера этого аккуратиста появилось яйцо, а затем из кармана брюк — пара дюжин ярдов узкой бумажной ленты.

— Перестань, — сказал Манго. — Меня это раздражает.

Чарльз Мейблдин усмехнулся, не разжимая губ. Так улыбались все члены Московского Центра. Они подцепили эту манеру у Гая Паркера, и усмешка напомнила Манго прошлое Дракона. Впрочем, он никогда о нем и не забывал. Брюки сидели на Чарльзе Мейблдине плотно, пуловер просто был мал и обтягивал его. Казалось, спрятать что-либо просто невозможно, но тем не менее предметы необъяснимо появлялись и так же странно исчезали.

— Почему тебя зовут Манго?

— Родители назвали так в честь Манго Парка, исследователя. Он тоже шотландец и врач, а в нашей семье все врачи.

— А я слышал, твой брат называет тебя Бобом. Вроде косточки манго?

Манго почувствовал раздражение.

— Думаю, да. Я забыл. Но ты запомни! Никто, кроме моих братьев, не называет меня Бобом. Абсолютно никто, тебе ясно?

Ухмылка повторилась.

— Я позвал тебя вот зачем. Как удалось раздобыть эту информацию у мистера Блейка?

— Моя мама спросила у него.

— Твоя мама? Хорошо, продолжай.

— Моя мама хочет открыть новый салон…

— Что? — перебил его Манго.

— Салон. Салон красоты. Я подкинул ей идею пригласить мистера Блейка на обед. Правда, она не была с ним знакома, но миссис Блейк делает у нее прически или у кого-то из ее стилистов. Миссис Блейк поддержала идею мамы о новом салоне. Она, видишь ли, хотела бы ходить к маме в сауну. Я рассказал маме, что слышал, будто бы здание клиники будет продаваться. Будто бы мне рассказал об этом мой друг. И этого хватило. Когда мистер и миссис Блейк пришли на обед, я был уверен, что мама обязательно спросит. По-моему, она только для этого их и пригласила. И я не ошибся. Но мистер Блейк сказал, что он удивлен таким сообщением, так как клинику собираются расширять, а не продавать.

Тишина. Манго смотрел на маленького Чарльза Мейблдина с изумлением. По сути, совсем ребенок, но сколько ума и хитрости! Тем не менее весьма сомнительно, что родители посчитали его достаточно взрослым, чтобы разрешить присутствовать на обеде…

— А меня и не было там, — сказал Дракон. — Я записал на магнитофон.

— Что? Что ты сделал?

Дверь отворилась, и вошел Грэхем. На нем был теннисный костюм, он держал в руке ракетку. Чарльз поспешил освободить место, но Грэхем махнул рукой:

— Сиди, сиди! Я в душ.

Грэхем прошел в соседнюю комнату, где стояли их койки, и через минуту появился с полотенцем в руках. Он накинул его на плечи, и в тот же момент по полу заскакали шесть разноцветных теннисных мячиков. Чарльз Мейблдин нахально улыбнулся.

— Так я только что говорил, — продолжил он рассказ, — я записал беседу. Правда, не всю, к тому же не вся запись хорошо слышна. Это потому, что мне пришлось спрятать магнитофон в мамином гербарии. Ну, мама увлекается сухими цветами, и я спрятал магнитофон среди них.

— Ты часто так делаешь? — спросил Грэхем.

— Если думаю, что мне будет полезно, да.

— Полезно?

— Ну, если мне это потом сможет пригодиться, — уточнил Чарльз и принялся жонглировать теннисными мячиками.