Книга Кицунэ - Андрей Белянин

Лучше больше, чем меньше. И память тренируется, и воображение, и рука. Это хороший способ, проверено на себе. Первый семестр я закончил с четырьмя двойками, и меня бы выгнали на фиг, если бы мой педагог не ушёл на повышение квалификации и на полгода её заменил случайный знакомый из союза художников. Он орал на меня матом, отнимал кисть, выкидывал мою палитру, грубо лез в мои рисунки, но тем не менее к концу года все мои двойки вдруг стали тройками, а тройки четвёрками. Я сам впервые поверил, что тоже могу рисовать…

Мияко подвинула тонким пальчиком блокнот и пересела на край дивана, разворачиваясь ко мне в три четверти. Она откинула за спину роскошные длинные волосы и выпрямила спинку, подчёркивая грудь. В общем, если бы эта красавица решила зарабатывать натурщицей у Шилова или Зураба Церетели, то купила бы квартиру в Москве за три сеанса! Хотя нет, у Церетели не надо, видел я, как он рисует девушек – волосы на ногах дыбом и не уснёшь потом…

Сначала я пользовался обычной гелиевой ручкой, потом взял тушь и кисть, а следом перешёл на цветные карандаши. Мияко позировала так, словно её этому учили, она отлично держала позу, понимала, когда можно шевелиться, а когда нет, но самое главное, она была изумительно пластична и гармонична в каждом движении.

Ей не приходилось ничего объяснять, типа «закиньте руки за голову, локоть в бок, левое плечо выше, нет, не это, другое левое, закройте глаза, закройте, а не жмурьтесь, уверяю вас, что ничего такого неприличного не видно…». Кицунэ оказалась воплощённой мечтой художника.

Примерно через час мы вместе перебирали мои рисунки. У лисы оказался хороший вкус, по крайней мере она абсолютно точно указала на три наброска, которые я бы и сам выбрал.

– Но не вздумай сжигать остальные, они мои!

– Ты можешь забрать себе их все.

– Могу, – важно согласилась она и вдруг, изогнувшись, пяткой почесала за ухом, – но я хочу, чтоб они висели у нас на стенах. У тебя есть рамки?

Ответить я не успел, хотя да, рамки под графику были. Раздался сигнал эсэмэски, я невольно бросил взгляд на смартфон, это от папы.

– Лучше прочесть. «Бежать поздно. Мы поднимаемся. Твоя мама держит меня в заложниках».

Я обернулся к Мияко, но её уже не было на диване, вместо этого по квартире носился размытый японский ураган, сметающий и расставляющий всё, наводя уборку с нереальной для глаза скоростью.

Когда через минуту раздался требовательный звонок в дверь, вся моя квартира сияла невероятной чистотой, на столе дымились свежие пирожки, чай кипел, сладости и мёд ждали на чистой скатерти, а сама лисичка сменила привычное кимоно на длинное свободное платье ниже колен и чёрные колготки, забрала волосы в высокую причёску, избавилась от любой косметики и скромно ждала, пока я открою, опустив взгляд в пол.

Лицо мамы надо было видеть. Думаю, никакая кинокамера в руках Эмира Кустурицы не в состоянии была бы отобразить всю ту гамму быстро сменяющихся маминых эмоций, поэтому её лучше представить. Гамму, а не кинокамеру. Короче, ещё лучше вообще ничего не представлять…

– Вера Павловна-сан, Владимир Олегович-сан, – кицунэ несколько раз поклонилась моим родителям в пояс, – не могу передать, как мы с Альёшей-сан рады вас видеть! Чем вас развлечь – чай, стихи, танцы с веером?

– С бубном, – сухо выдохнула мама.

– А мне цирк с конями, – улыбнувшись, попросил папа, и они оба, пройдя в квартиру, стали перед нами в центре зала. – Ну что, дочка, тебя уже можно обнять и поздравить?

– Нет, – поспешил я.

– Да, – опровергла меня Мияко, – у нас всё хорошо, ваш сын сыт и ухожен, его жильё в порядке, его ценят в музее как борца с ёкаями, он храбрый самурай, защитивший меня от уличных котов, и великий мастер рисования!

– Владимир, она же просто издевается над нами, глядя нам же в глаза!

За окном раздался звук приближающихся полицейских сирен. Практически в ту же минуту кто-то позвонил в дверь. Я кинулся к окошку, папа к дверям, мама и кицунэ остались стоять друг напротив друга, словно две пантеры, готовые к прыжку.

– Дьявольщина, это та тётка из администрации!

– Чёрт побери, Алексей, не смей богохульствовать при женщинах! Это Виталий Юрьевич, с двумя лаборантами и аппаратурой. Вам надо бежать!

– Куда? – Я развёл руками.

– Через балкон к соседям не вариант?

Отец всегда был сторонником действия, а не пустых разговоров. Мы схватили верхнюю одежду, переобулись и рванули на балкон, перелезть на соседний было несложно. Я первым, кицунэ следом, на высоте второго этажа это не так уж и страшно.

– Мияко, девочка моя, береги ребёнка! – успела нервно крикнуть мама.

Мы перевалились через перила в надежде, что нас не заметили, а мои родители, упираясь плечами, держали дверь, в которую одновременно ломились чиновники, полиция, учёные, лаборанты, востоковеды, японисты, санитары и прочие, прочие, прочие…

Музей лилий в Нагано

– Если ей не помочь, то нэко погубят нашу младшую сестру!

– Они не всесильны.

– Но их много, и чёрная магия на их стороне.

– Вы уверены, что непременно хотите поехать?

– Ты стал слишком осторожен, отец.

– Возможно…

Наш сосед по балкону бывший десантник со Второй чеченской, безработный выпивоха Стасик (из тех, что никогда не Станислав, не Стас, а навеки для всех только Стасик!) ни капли не удивился, когда мы постучали в стекло.

– О, гля, Лёха! Мадам…

– Увы, до сих пор мадемуазель, – с мягкой полуулыбкой поправила лиса, – великий генерал, рождённый в бою за свободу всей Японии, поможет нам найти выход?

Стасик обалдел на месте, подтянул на пузе треники, выпятил грудь под полосатой майкой, потом с возможным пиететом впустил нас к себе и, не задавая вопросов, проводил до дверей. Таким образом мы вышли из соседнего подъезда, не привлекая к себе особого внимания, потому что главные действия велись в стороне.

Разочарованный крик: «Их здесь нет!» догнал нас уже на автобусной остановке.

По зрелом размышлении мы вообще отказались от услуг общественного транспорта, решив прогуляться пешком. С высоты ближайшего мусорного бака на нас пристально смотрел толстый рыжий кот, очень похожий на того, которого я обсыпал солью. А может, и не тот, я особо не всматривался, а моя спутница вообще ушла с головой и хвостом в свои собственные мысли, которыми отнюдь не спешила делиться.

Мы шли вдвоём по осенней улице, плечом к плечу, ни о чём не разговаривая и в общем-то абсолютно не представляя, куда идём. Если подумать, так нас никто нигде не ждал. В музее не моя смена, домой нам нельзя, там сейчас слишком много народу. Впрочем, надеюсь, папа подключит своих однокашников-юристов, в том плане, чтоб нас оставили в покое! В конце концов, ни я, ни Мияко законов не нарушаем. Не считая того, что она один раз выгрызла сердца каких-то там бандитов…