Книга Номад - Маша Храмкова

Я оказалась за городом. По левую руку была магистраль, по правую – сточные канавы. Создавалось ощущение, что минуту назад кто-то вышвырнул меня из машины прямо в эту мокрую, пахнущую химикатами осень. Из одежды на мне была какая-то рванина, а в руках – свёрток, который я ни в коем случае не должна была бросать. Это было правило, продиктованное сюжетом игры; все прочие действия оставались на моё усмотрение.

Низкое серое небо проливалось мелким дождём, и через пару минут я промокла до нитки и очень замёрзла. Всё, что мне оставалось, – это идти вдоль шоссе и надеяться на попутку. Либо ждать подсказок от самой игры.

Машины проносились мимо, но никто не обращал внимания. Нет, не так: люди проезжали мимо, опасаясь меня. Я видела страх на лицах водителей и пассажиров. Вот проехал потрепанный минивэн со следами обстрела на ржавом корпусе, и дети на заднем сиденье принялись таращиться на меня. За это им тут же влетело от строгой мамаши. Значит, для всех остальных в этом мире я была иной.

Другой, не такой, как все, опасной. Странное, до боли знакомое чувство всколыхнулось во мне, словно когда-то я уже была здесь. Не на этой бесконечной дороге, но внутри этого поганого водоворота самоотрицания. Абра Хо запрограммировал джойкегури проникнуть в воспоминания игрока, чтобы вызвать на поверхность его депрессии, неврозы, навязчивые идеи.

«Неплохой ход, – подумала я, стиснув зубы и продолжая топать вдоль дороги. – И всё-таки это всего лишь игра».

Над головой просвистела тройка истребителей. А через пару минут за лесом прогремел артиллерийский залп. Здесь шла война.

«Ваше здоровье на исходе», – замигала надпись в правом верхнем углу.

– Хрен вам! – дрожа от холода, проскрипела я и сошла с дороги. Преодолела вонючую канаву и ступила в высокую траву заросшего поля. Метрах в ста виднелась полуразрушенная водонапорная башня, и интуиция опытного игрока велела мне направиться туда.

Я не ошиблась: руины были входом в подземную лабораторию. Мерзкое место, пахнущее болью и лекарствами, но хотя бы сухое. Гулкие коридоры уходили вниз, в неизвестность, лампы мигали тусклым светом, а на кафельном полу виднелись кровавые разводы.

Хотелось бежать отсюда как можно скорее, но в этот момент случилось нечто совершенно неожиданное: свёрток в моих руках зашевелился.

Это был ребёнок. Маленький, голый, синий от холода. До этого момента я никогда не держала на руках новорождённых детей и, честно говоря, никогда не стремилась. Но этот младенец был не просто свалившейся с неба обузой, он был частью меня, о чём свидетельствовала пуповина, соединяющая нас.

Нет, не порт, как в случае с джойкегури и игроком. Пуповина в действительности соединяла наши животы, и это было… ужасно!

Я вскрикнула, и ребенок заорал. Мне хотелось бросить его, отрезать эту жуткую пуповину, но я не могла. Всё-таки он был живым.

Завернув его в те же тряпки, я принялась бежать. Вглубь лаборатории, надеясь получить хоть какую-то помощь.

Позднее, вспоминая этот момент, я мысленно преклонялась перед создателем игры, господином Хо. Он стал первым, кто заставил меня поверить в реальность происходящего. Но самое страшное было ещё впереди.

Коридоры были пустыми. Я звала на помощь, но в ответ раздавалось только эхо. И всё же я не смогла не заметить, что в больнице царил хаос. Палаты были разгромлены; пол в одной из них был усеян осколками разбитых колб, а другая явно послужила местом исполнения наказания: стена была изрешечена пулями, а кафель основательно залит кровью.

Тел тоже не было, и от этого было ещё страшнее.

Два человека появились неожиданно: в тот самый момент, когда я уже отчаялась найти хоть кого-то. Они стояли в дверях очередной палаты, спокойные и молчаливые.

– Слава богу, хоть кто-то! – радостно воскликнула я. – Вы знаете, что здесь произошло?

Мужчина и женщина молчали. Несколько секунд потребовалось мне, чтобы узнать в них своих родителей.

Игра была сложнее, чем я предполагала. Джойкегури не просто поднимал со дна мои страхи, он развивался, встраивая в сюжет фрагменты, взятые из моей памяти.

Лица умерших родителей были в точности такими, какими я их запомнила. Вот только одеты они были в серые комбинезоны, напоминающие тюремные.

– Рин, – произнесла мама, и это имя ножом резануло по сердцу. Рин. Имя моей погибшей сестры-близнеца.

– Я Лин, мам, – сказала я, с трудом сглатывая комок в горле.

Но мать обращалась вовсе не ко мне: их с отцом взгляды были прикованы к младенцу у меня на руках.

Осознав, кого именно я держу на руках, я едва не осела на пол. Можно было выйти из игры в любой момент, но сбежать от себя – невозможно. Тяжесть прошлого, осознание того, кто я есть на самом деле, мёртвым грузом придавили меня к земле. Эта игра была хуже, чем просто ужастик. Она показывала игрокам правду о самих себе.

Рин снова заплакала. Нет, не так: заорала. Этот невыносимый звук разносился по подземелью, отскакивая от стен многоголосым эхом. Мама взяла из моих рук свёрток с ребёнком и принялась качать, но в этот момент – господи, кто только додумался до такого! – изо рта младенца начала течь кровь.

Тёмная, густая, пахнущая железом. Она струилась по подбородку и капала на пол. Кап-кап-кап… Пф-фух! Целый фонтан крови вырвался изо рта ребёнка, заливая меня с головы до ног.

Зарычав от ужаса и отвращения, я принялась срывать с себя испачканную одежду.

В этот момент в реальном мире коллеги, неусыпно следящие за показателями моего организма, забили тревогу.

– Лин, немедленно выходи! Слышишь меня?! – словно в тумане донёсся до меня голос Сэджика. – Твоё давление опасно подскочило!

Кровь Рин впиталась. Мои поры втянули её, словно сок через трубочку. Теперь она была во мне – моя чёртова сестра-клон. Она была частью меня, и я была заражена ею, словно болезнью.

Я выдернула пуповину раньше, чем вышла из игры. Попыталась встать с кресла, но почувствовала сильное головокружение. Сэджик прикрыл меня простынёй и жестом приказал коллегам вернуться к своей работе, мол, она в порядке, глазеть не на что.

– Твои мозг и сердце работали на пределе. – Йен присел рядом со мной. – Ты перенесла колоссальную нагрузку, Лин. Что там произошло?

Вместо ответа я нервно рассмеялась. Мэй сделала укол флуоксетанга – да-да, того самого, который в детстве чуть не убил меня. Сейчас только он мог снять так называемую постигровую ломку.

– Сделай ещё, – попросила я. – Ещё одну дозу.

Мэй вопросительно взглянула на Сэджика, и тот одобрительно кивнул.

– Восстанавливайся, – сказал он и протянул мне шоколадку. – Можешь поехать домой и отдохнуть. Только не очень надолго: а то некоторые здесь умрут от любопытства.

– Со мной покончено, – тихо сказала я.

– Что?