Книга Поднебесный Экспресс - Кирилл Кобрин

– Так ведь, если не жидкость и емкость маленькая, их не интересует…

– Японцев после той атаки в метро интересует все. Да и вообще, мало ли что? Арестовали бы, уволили – что дальше делать? Нет, я пару раз еще так ездил, и мои коллеги тоже, но потом прекратили – и стали посылать по специальной почте.

– Но это тоже опасно! Вдруг почтальон решит поинтересоваться содержимым да и понюхает, а то и съест. Вы говорите, там же опасные вещества?

– Обычно нет, впрочем, иногда да, когда мы пытались сделать новый антидот для гидрогенного цианида…

Дараз окончательно потерял собеседника из своего внутреннего вида и перешел в режим автомонолога, я слушал забытые со времен школы слова «тиосульфат», «амилнетрит» и пытался вытащить со своего жесткого диска что-то важное обо всем этом, но не мог, ах да, дедушка не разрешал мне есть косточки от абрикосов, грозился чем-то страшным, но я их, конечно, жевал, мне нравился горьковатый привкус – особенно после мягкой сладости плода, купленного у все того же узбека на колхозном рынке, они были страшно дорогие, по нашим семейным меркам, конечно, но дед, а он же врач, знает, настаивал на абрикосах, они понижают давление, у бабушки гипертония, стоп, я запутался, это же курага против давления и еще черноплодная рябина, а абрикосы, не помню, может быть, они просто вкусные и дед их любил – и оттого придумал отмазку? ведь он же с юга, из мест, где абрикосы росли просто так, в садах, а занесло после войны на убогую картофельную среднерусскую равнину, наверное, ему тяжело пришлось. Но привык. Человек ко всему привыкает. Хорошо хоть в лагерь не посадили или на войне не убили. Повезло. Мне, собственно, тоже повезло, даже, наверное, еще больше, хотя как знать, у деда была профессия, а я джентльмен в поисках десятки, eurotrash, всё так, но его заставили в партию вступать и прочее – то, что здесь, в Поднебесной, местные делают, если хотят хорошо жить, честно говоря, я бы не выдюжил такое, вдыхать застарелый партейный душок, как в ящике платяного шкафа, где почему-то хранят несвежие носки, интересно, а вот Дараз наверняка вступил бы в партию, если нужно для карьеры, для семьи, для деток, вот и дед мой вступил, и я его детка, внучок, вырос, выучился, а ведь мог бы и не, остаться шпаной на раёне, или спиться потом, или еще чего, тоже выдюжил, так что все мы выдюжили и оттого равны перед… ну нет, не Богом, перед Путем, перед Дао, что ли, – дед мой, Дараз и я, недостойный.

– …А также альдегиды и кетоны, то есть глюкоза, диоксиацетон и другие, которые химически связывают синильную кислоту с образованием циангидринов…

– Дараз, а не выпить ли нам аперитив перед обедом?

Дараз вдарил по тормозам хорошо поставленной речи об антидотах, которая явно была частью его лекции в университете, где он подрабатывал, встряхнул головой, посмотрел на меня, потом в уже темное окно, потом на протискивающегося мимо нас обратно в свое купе Улофа (странным образом от него уже несло свежим, а не метаболизированным) и сказал: «ОК, хотя я уже там был около часа назад, но можно еще. Пиво у них хорошее».

Странно, сильно пьющий мало работающий человек не всегда сразу согласится пропустить стаканчик, а вот мало пьющий, но сильно работающий – почти всегда. Надо будет позже обдумать эту мысль.

Люди – существа странные и моделировать их поведение почти невозможно, что бы там ни говорили романтики и маркетологи. То есть обычные люди, конечно, как я да Дараз. Или как Улоф и Чен. Или как Сюин и Володя. Или даже как Од, хотя он и типа художник, и Стив, хоть он типа литератор. Все мы бредем по жизни странными дорожками, боковыми тропками, но считаем, что шествуем широким бульваром под сенью вязов и каштанов, среди пестрой толпы, заполнившей магазины, кафе и галереи. Я представил себе Верлена, он тащится по только что отстроенному бульвару Капуцинов, одинокий, несчастный, пьяненький, аутичный; вот и мы примерно такие же, фигурально выражаясь, конечно. Каждый чем-то своим, нелепым, одержим, кто старыми немецкими романами, кто новыми японскими играми, кто-то ищет грязь, кто-то чистоту. К примеру, я заметил, что Сюин, переходя от блюда к блюду, вытирает палочки салфеткой. А Стив может запросто налить водку-сок в стакан из-под вина. А Улоф предпочитает ходить в туалет не в вагоне, а в ресторане. И что все это говорит о нас? Что значит? А ничего. Как и мы сами ничего не значим. В вагоне-ресторане сидел Стив в неизменном сопровождении бокала бренди и книги. Увидев нас, он помахал рукой, приглашая подсесть. Почему бы и нет? По крайней мере, про диоксиацетон он никогда не слыхал. Или слыхал, но забыл. Пора попробовать их джин-тоник. Кошмарный, наверное.

7

Последовательность событий, происходивших на второй день пути в вагоне-ресторане Поднебесного Экспресса начиная с 17:50, такова.

17:50. За столом Стивена Финкнотла сидят Кириллов и Дараз. Они разговаривают. Беседа их, начавшись с обсуждения политических новостей позавчерашнего дня – беспорядки на палестинских территориях, взрыв у мечети в Ракке, слухи об отставке Терезы Мэй, слухи о начале импичмента Доналда Трампа, смерть известного актера, падение курса фунта стерлингов (последнее особенно занимает собеседников, учитывая их гражданство), – постепенно свернула в обычное для экспатриатов (пусть в случае Кириллова теперь уже бывших экспатриатов) русло: китайские нравы, китайская бюрократия, китайская кухня, китайская Интернет-цензура, китайская традиционная медицина versus китайская обычная медицина, сложность с добыванием тех или иных западных продуктов, китайские девушки, китайские напитки, цены на аренду китайской недвижимости и уловки китайских риэлтеров, забавные происшествия, причиной которых послужило незнание иностранцами китайского языка, а также некоторые события в истории великой страны, куда собеседников занесла судьба. К столу подходит официант с асимметричными морщинками и, извинившись с помощью жестов, просит собеседников на минуту подняться или отодвинуться – ему нужно поменять зеленую скатерть на белую. Пьющие аперитив, которым беседа уже несколько наскучила, с готовностью выполняют его просьбу; Дараз и Кириллов расходятся к своим столам, которые уже накрыты к ужину. Впрочем, первый из них вспоминает, что должен проведать соседа по купе и спросить, появится ли он к ужину. Дараз пересекает вагон-ресторан, заходит на пару минут в туалет, после чего исчезает в коридоре спального вагона. Кириллов в тот момент, когда намеревается сесть, замечает краем глаза Володю, стоящего в дверях вагона-ресторана и делающего ему какие-то знаки. Кириллов аккуратно приставляет обратно стул, было им отодвинутый, и направляется к Володе. Тот просит уделить ему несколько минут внимания. Кириллов с преувеличенной охотой соглашается. Володя излагает свое беспокойство по поводу происходящего в Поднебесном Экспрессе. Оно, прежде всего, касается последствий внезапной смерти китайской пассажирки, имя которой русский путешественник не запомнил. Сам факт ее кончины Володю занимает не сильно, но огласка, полицейское дознание, возможная отмена дальнейшего путешествия Поднебесного Экспресса или хотя бы его задержка, наконец, то, как эта история будет подана в прессе, – вот что неприятно. Володя сообщает Кириллову, что собирался как следует отдохнуть на борту экспресса, но все эти обстоятельства грозят отдых этот испортить. Кириллов, как может, успокаивает бывшего соотечественника. По его словам, все уже давно улажено и никаких дальнейших неприятностей не ожидается. Тело несчастной госпожи Чи выгрузят в Y., где составят соответствующий протокол, бегло опросив проводников, официантов и повара. Пассажиров никто беспокоить не будет. Руководство компании «Древний Путь» и местные власти еще меньше нуждаются в огласке, нежели путешественники. Что касается прессы, то в этой стране ее нет; то есть формально есть, но это не настоящая пресса – в ней пишут, что прикажут власти, а о смерти в первом пассажирском составе, торжественно и с помпой отправившегося из X. прямиком в Лондон, руководители партии и страны распространяться явно не собираются. Володя внимательно выслушивает объяснения Кириллова, благодарит его, и они идут к своим столам. В этот момент в вагон-ресторан входит Сюин, а за ней – Дараз. Дараз объявляет, что Оду уже лучше, но он все-таки решил остаться в купе. Дараз подходит к официанту, который говорит на английском, и просит его принести какой-нибудь еды в то купе второго класса, что следует сразу за купе первого класса.