Книга Санки - Анна Кудинова

Однажды Сашка выбросил из окна бутылку с кефиром, она упала и вдребезги разбилась о бетон, он думал, что угодит в траву, но промахнулся. Ему тогда влетело, а мы смеялись, свесившись из окна, когда учительница, оказавшаяся невольной свидетельницей произошедшего, заставила его спуститься и убрать стекла.

Я задрал голову вверх и вспомнил, из какого окна летела бутылка. Отсчитал кабинеты, вычислил траекторию и очертил место, в котором нужно рыть.

На этот раз не ошибся, под 30-сантиметровым слоем показалась серая твердая поверхность. Я разрыл ее почти полностью, но более ничего сделать не смог. Я знал, что под этой плитой находился подвал, который засыпали при строительстве нового корпуса в 1960 году.

Свет в окнах погас, я вернулся к школьному входу, дернул за ручку двери – закрыто. На стене колебался белый листок бумаги, посаженный клеем к деревянному стенду. Я подошел ближе и узнал почерк завуча: «В школу требуется завхоз». Я дочитал и немного взгрустнул, вспомнив наш последний разговор с Петровичем.

Школа закрыта, внутри никого, у меня примерно минут 20–30 до наступления темноты. «Уж сегодня я не попаду в коварные сети ночной школы», – думал я, открывая украденным из учительской ключом дверь с тыльного входа, через столовую. Не глядя, я проскочил через новую часть школы, свернул на первом этаже в крыло первоклашек, туда, где по плану ранее находился переход в старое здание. Холл для малышей заставлен партами, классы совмещены между собой, и коридор, в который они выходят на перемену, сделан отдельно, чтобы дети не перемешивались со старшими. Почти ничего не видно, я запутался. Нужно вернуться в архив и взять старый план школы. Я так и сделал. Счет шел на минуты, я включил фонарик, чтобы лучше видеть, развернул карту, вторую, новую, визуализировал первый этаж и понял, что скос стены над доской в классе – это и есть то место, где раньше был проход в старое здание, только вход в подвал находится за стеной, в лестничном проеме, который ведет с третьего этажа от кабинета литературы, по которому я спускался и ключ от которого мне указала Муза через свои пустые глаза.

Внезапно я почувствовал себя хорошо, я почти разгадал тайну санок. Правильнее было бы уйти и вернуться завтра, когда у меня будет больше времени, но нет, я так просто не сдамся. Темная полоса заката подкрадывалась тихо, но верно, словно хищный зверь, боясь спугнуть жертву. Я бросился наверх, а он бросился за мной. Мы неслись с разницей в полметра, в долю секунды, я взобрался по лестнице, преодолел коридор, открыл пожарный выход и побежал по ступенькам вниз, только я успевал убирать ногу, как ступенька трескалась и разлеталась на мелкие осколки, будто превратившись в тонкий, как нить, лед. Я спустился вниз и затаился в круглом холодном лестничном колодце. Наступила тишина. Я победил!

А вот тот самый вход в подвал, заваленный старыми строительными материалами. Всю ночь я разгребал кирпичи, доски, металлические рейки и прочий мусор, пока не освободился проход достаточного для меня размера. На всякий случай надежно привязал веревку к крюку, что торчал из пола, и бросил конец в яму. Взял фонарик и аккуратно спустился вниз. Страх овладел мной так, что я еле-еле мог шевелиться, заставляя свой разум сосредоточиться, а тело действовать. Руки тряслись, сердце колотилось. Я посветил вперед – передо мной был длинный узкий тоннель. Я спустился и встал в полный рост, осветил стены – ничего, пустота. Прошел вперед, ко мне с потолка спускались ступеньки, это остатки старого здания, лестница, что вела в подвал из дома кузнеца, а сверху над ними лежит бетонная плита. Видимо, строителям было лень засыпать подвал и они просто закрыли его, чтобы дети не лазили. Я сделал еще несколько шагов вперед, весь тоннель в длину был около 10–15 метров, больше ничего. Я уперся в сырую землю, что высыпалась вперед от старости и давления. Ничего. Я еще раз поводил фонарем и вдруг заметил, что одна из стен исписана черным. Я подошел. Это был мелкий текст, написанный на стене углем, а внизу – остатки камина, сложенного полукругом из красного кирпича. Я нашел начало текста и начал читать:

«Я родился в 1866 году в деревне, что стоит по краю оврага, вблизи кузницы. Той зимой мне исполнилось десять лет, а сыну кузнеца Ване только восемь. Его мать умерла в родах, и все воспитание легло на плечи отца. И вот однажды ночью кузнец, желая порадовать сына, смастерил ему сани: вырезал дубовые прутья, сковал стальные полозья. Утром мальчик обрадовался, взял подарок отца и помчался на горку, где весело проводили время все местные дети. Я тоже хотел прокатиться на этих санях, но на мои просьбы мальчуган отрицательно мотал головой, крепко держась за длинную веревку. Я разозлился, подкараулил его внизу и отвлек внимание: „Гляди! – крикнул я. – Лебеди летят!" Он задрал голову вверх и, захлопав глазами, на секунду разжал руки. Я схватил веревку и бросился бежать через озеро. Он заплакал и побежал за мной. В те дни была оттепель, ближе к середине озеро растаяло, я увидел, что лед в некоторых местах тонкий, толкнул сани перед собой, лег на них животом вниз и прокатился до противоположного берега, оставив за собой паутину треснувшего льда. Я встал на землю и тут же закричал ему: „Назад! Назад!" – размахивая руками так сильно, как мог. Он остановился и застыл, по розовой щеке скатилась слеза, Ваня посмотрел под ноги – лед разошелся прямо под ним.

Две огромные ледяные глыбы поднялись вверх, словно крылья ангела, перевернулись и пошли вниз, утащив его за собой. Толстая овчинная шуба тут же набрала воды и якорем потянула на дно, не дав ему ни малейшего шанса. Я видел, как его растопыренные пальцы свело от холода, губы посинели, кожа стала белой, изо рта вились мелкие пузыри воздуха, а глаза, кристально чистые и голубые, смотрели прямо в небо, он содрогнулся несколько раз и исчез в синей бездне.

Я неподвижно стоял на берегу и держал за веревку санки. Вечером кузнец поймал меня и запер в подвале. Обезумев от горя, он всю ночь читал мне Библию и ковал раскаленную сталь. Дойдя до восьмой заповеди, он клеймил меня в запястье и проклял сани навечно, приказав им служить вору до тех пор, пока он не умрет. Их нельзя уничтожить, нельзя победить, их можно только украсть. В этом случае проклятье переходит на нового вора.

Утром следующего дня ударили крещенские морозы, лед сковал трещины и стал крепким, как сталь. Кузнец искал тело сына 39 дней, разбивая ломом лед, но так и не нашел. С каждым днем я старел и чах, а на сороковой рассвет превратился в страшного урода. Я прожил в этом подвале 75 лет…»

Наступила темнота. Мой фонарь погас. Черт, я стал трясти его, пытаясь снова включить, но он не поддавался. На ощупь я начал пробираться к выходу, а вместе с тем считать дни от того, когда я украл санки.

Сегодня сороковой, мне не хватало воздуха – я выбрался из подвала, отворил дверь на улицу и увидел рассвет. Он пробирался по тоннелям моего туманного сознания, сжигая все воспоминания, а вместе с ними всю мою жизнь. Становилось холодно, кровь в жилах остыла и загустела настолько, что перестала двигаться. Я упал на землю, но соприкосновения с ней не почувствовал, веки стали тяжелыми и жгучими, словно налились ядом.

Утро.