Книга Армия Судьбы - Людмила Астахова

Элливейд в чем-то превзошел своего учителя. Он мог предсказывать возможные проигрыши и победы с удивительной точностью, достаточно ему было взглянуть на участников игры воочию. Редкий дар, очень опасный дар. Несколько раз парнишка избег встречи с кривыми ножами наемных убийц. Однажды его пытались закопать живьем в саду очень важной особы и дважды неудачно повесили. Но, видно, слепая Каийя сама принимала роды у Элливейдовой матушки, как говорят в Маргаре про любимцев удачи. У убийц оказывались короткие ноги, веревки благополучно обрывались, а женщины всегда старались предупредить о грядущих неприятностях своего «сладкого мальчика». Ибо не было в Инисфаре женщины, к которой Элливейд не смог бы найти подход. Без всякого, кстати, колдовства. Чем влек их смуглый, малорослый, тощий, как нож в профиль, парень с лицом вечного подростка – оставалось загадкой для самых отъявленных ловеласов.

Любвеобильность маргарца и подвела. Ибо в любовницы он выбрал не абы кого, а девку содержателя самого богатого игорного дома в столице. Красотка оказалась выше всяких похвал – пышнотелая медноволосая богиня с кожей такой белизны, что казалось, будто ее изваяли из бесценного снежного мрамора. Но покровитель принял простую альковную интрижку за попытку конкурентов погубить его дело и сильно обиделся. Он и подумать не мог, что колдун искал в его спальне лишь те сокровища, что у любовницы располагались между ног. Элливейду не помогло его чутье, девица оказалась тоже ума невеликого, и в итоге господские подручные нашего кудесника отловили, крепко связали, долго били, добиваясь имен заказчиков, а ничего путного не допытавшись, решили утопить в озере за городом. И тут ему опять повезло.

Издалека, да еще в предутренних сумерках, Сийгину показалось, что топят ребенка, а мимо такого безобразия даже орк пройти не сможет. Сийгин без лишних разговоров негодяев перебил и вытащил уже переставшего дышать колдунишку из воды. Тут-то и обнаружилась ошибка, но исправлять ее было поздно. В отличие от своих мучителей, Элливейд ожил, а умерщвлять только что спасенного собственными руками орк не привык. Возвращаться в Инисфар неудавшийся утопленник не стал, а увязался за Сийгином. Стройный, гибкий, янтарноглазый орк, полная его противоположность, произвел на маргарца неизгладимое впечатление, и, что самое удивительное, они сумели подружиться. Элливейд мог не только предугадывать исход игры, но и мастерски пользовался эльфийским лексом, довольно сносно стрелял из лука, а еще он знал неисчислимое количество красивых маргарских песен и, как выяснилось впоследствии, прилично владел десятиструнной кифой. Каким из своих даров он сумел покорить Сийгина, осталось для ланги тайной, но орк умел ценить истинное мастерство во всех его проявлениях, а с его мнением считались все, даже Альс.

Ошибались только те, кто принимал тощего маргарца за колдуна. В Альсовой ланге им был Мэд Малаган. Да и назвать специфический дар бывшего раба волшебством значило бы пойти против истины. В его устах самое простецкое заклинание вроде того, что помогает сыскать потерянное, оказывалось не более действенным, чем детская считалочка. Однако в ланге Элливейд, невзирая ни на что, снискал уважение. За самоотверженность и отвагу, за честность и искренность, и за свободолюбие тоже. Уважали и прощали всевозможные шалости вроде загулов по кабакам и публичным домам, где Элли и спускал все, что зарабатывал, все до последнего медного итни. Когда маргарец после нескольких дней и ночей отсутствия являлся пред ясные очи Альса полный вины, раскаяния и лукавства, то даже не склонный к милосердию эльф не находил в себе сил устраивать положенную взбучку. К тому же выговаривать за образ жизни взрослому мужчине, которому уж давно за тридцать перевалило, даже эльфу не с руки. За почти пятнадцать лет к выходкам маргарца привыкли все. Да, засранец, да, гуляка и вертопрах, но свой же. Элли умрет, но сделает что должно, и Элли всегда прикроет спину, не отступив ни на шаг.

– У меня есть ланга. И если это и была твоя задумка, то… я никогда не смогу отблагодарить тебя, потому что… нет такой молитвы и нет такой жертвы, которая бы уравновесила твою милость. – Маргарец поглядел на Черный Шар, матовый и непрозрачный, словно видел в нем лик таинственного бога. – Если же это такая кара за святотатство, то… все одно спасибо тебе, бог.

Говорят, что все имеющие волшебный дар, даже в таком малом количестве, как Элливейд, должны испытывать в храме Оррвелла небывалый подъем сил. Черный Шар должен будить потаенные энергии, отчего на него порой больно смотреть глазами. Ничего подобного лангер не испытывал. Наоборот, священный символ хотелось погладить пальцами, снова, как тогда, в детстве, коснуться его чуть шероховатой поверхности. Как котенка.

Конечно же Оррвелл ему ничего не ответил. Старый бог, как всякий истинный маг, как опытный бродяга и как каждый настоящий мудрец, не был склонен к дешевым внешним эффектам. Не засиял алтарь, и с чистого неба не упали молнии, и даже окошко больше не скрипело.

– Прощай… мой… бог, – молвил на прощание Элливейд, внутренним чутьем ощущая, что пора уходить, и, сам не ведая зачем, добавил: – Скоро увидимся!

Когда бы я была вольна,

Как волен ветер.

Тогда была бы я светла,

Как святы дети.

Тогда бы жизнь моя текла

Легко и плавно,

Когда б считала я любовь

Смешной забавой.

Когда б не тот кровавый полдень,

Которого не в силах вспомнить,

Когда б не стали свист

Под хмурой тучей

И не метель

Над неприступной кручей,

Когда б не прошлых жизней

Крепкий якорь.

Тогда бы я не разучилась

Плакать.

«Пой, пой, милая! А добрый лангер маргарец-Элливейд подкинет тебе еще одну маленькую серебряную монетку и еще одну монетку засунет между высоких упругих грудей, так соблазнительно выпирающих из разреза платья. И может быть, тогда ты улыбнешься мне более благосклонно? Ведь сама не знаешь, от чего отказываешься, красавица. Я – хвастун? Спроси у гордых маргарских красоток, спроси у изнеженных хисарских дам, спроси у горячих, как песчаная буря, женщин кочевых племен, у любой из тех, кто делил со мной постель за последние… э-э-э… семнадцать лет… Я – врунишка? Да ты просто смеешься, милая моя! Ну, целуй меня в губы, целуй! Ты же хочешь получить в подарок чудесные заморские сережки с жемчугом и бирюзой? Какая милая и умная девочка! Спой мне еще!»

Лучший способ обрести душевное равновесие – пойти в кабак и там обыграть в шинг парочку провинциальных простаков или поставить на самую тощую бойцовую рыбку и сорвать банк, а еще лучше – вытащить из «мешка Каийи» единственный белый камушек из пятидесяти девяти черных. Элливейд сделал и то, и другое, и третье, легко и непринужденно, практически не пользуясь своим даром. Смуглая певица-квартеронка уже строила планы касательно альковных удовольствий в объятиях удачливого игрока. Синяя рыбка – «бойцовый петушок» – сражалась за его денежки так отважно, что Элли по доброте душевной купил победителя и отдельную банку для него, а отдавая Сийгину, когда тот решил идти на постоялый двор, наказал прикупить корма.