Книга Странные дела, или Детектив по-деревенски - Лия Романовская

– Да, хотелось бы…

– Что ж… Тогда слушай. Не уверена, что тебе понравится то, что я скажу, так как это может порядком подпортить твою версию. И, вероятнее всего, ты будешь удивлена. Так вот… В отличие от многих, я убеждена, что Инга была очень хорошим человеком.

– А как же… – хотела было спросить я, но директриса меня остановила грозным взглядом.

– Не перебивай, пожалуйста. Так вот, Ингу я знаю с детства. С ее, естественно, детства. Да и сложно не знать человека, который мало того, что живет с тобой в одной деревне, да еще и учится в твоей же школе. Когда Инга заканчивала девятый класс, я еще не была директором. Работала учителем. Инга росла очень смышленой девочкой и крайне покладистой. Она не была злой или мстительной. У нее не было гонора, так сказать. Все, что нужно было выполнять она выполняла, все, о чем просили, делала без пререканий. И еще она была очень доброй. Единственным недостатком ее мне казалось эмм… Ну вы понимаете…

– Мальчики?

Анна Васильевна поерзала, и отвела взгляд.

– Да… можно и так сказать. Инга вообще рано стала развиваться. Ну как женщина, если вы понимаете о чем я. Грудь уже в пятом классе расти начала. К девятому она выглядела как вполне себе взрослая девушка. Еще и красивая. В общем за ней все мальчики, и не только мальчики, бегать принялись. А у нее гормоны, и дурь в голове. При всем при том ведь умненькая была. Я с ней уж сколько билась, объясняла, доказывала…

– А мама?

– Ты имеешь в виду ее мать? Знаешь, Ирина хорошая женщина. И девочек своих любит беззаветно. Но она постоянно работает, с утра до ночи буквально. Да и Инга, она ведь маме все в другом свете преподносила. Та и не думала, что девчонка так гуляет.

– Неужели деревенские ей ничего не говорили?

– Может и говорили, конечно, да только та то ли верить не хотела, то ли виду не подавала, что в курсе. Я с ней-то как-то тоже беседовала, она помню, плакала. Говорила все, что с дочкой у них хорошие отношения. Та во всем ей помогает. Не дома же ее запирать?! Эх…

– То есть вы считаете, что врагов у Инги не могло быть?

– Ну почему же? Я такого не говорила. Соперницы – вот среди кого искать надо. Да боюсь, что это непосильная задача, – усмехнулась Анна Васильевна.

– Их там много? – догадалась я.

– Сами же уже знаете, чего спрашивать. Половина деревни в женихах у Инги ходила. Вторая тоже бы, да годы у дедов не те.

– А подруги у нее были?

– Подруги-то? Ну если можно так назвать. В школе были приятельницы. Но они все больше завидовали Инге. А вот одну точно помню. Но она не наша, не духовская. К деду вроде в гости приезжала. Как ее звали-то? Лана вроде. Да, точно. Лана.

– И где ее найти можно?

– Так у деда ее и спроси.

– А кто ее дед?

– Да Дмитрий Никанорович же. В самом конце улицы дом его.

– Спасибо вам, вы очень помогли.

Анна Васильевна махнула рукой, и поднялась, давая понять, что аудиенция окончена. Напоследок, уже возле самой двери, она тронула меня за плечо и тихо произнесла:

– Надеюсь, что ты исправишь свою ошибку с Юрой.

Тетка Катя удрученно молчала, мне тоже нечего особо было сказать. Возле магазина мы распрощались, и я направилась за покупками. Маринка все еще смотрела насуплено, но уже не так грозно, как в прошлый раз. Я расплачивалась, когда в магазин вбежала бабка Афанасия. Увидев меня, ведьма злобно шикнула и плюнула мне под ноги, едва не попав на кроссовки.

– Эй, ты чего?! Ты ошалела, старая, да?! – заорала Маринка, – да я тебя щас, да ты вообще…ну-ка убирай давай, карга старая!

Афанасия обнажила в улыбке щербатый рот и показала Маринке кукиш. Та, не сдерживая душевного порыва, выпрыгнула из-за прилавка и подскочила к Афанасии. Бабка, нисколько не теряясь, схватила продавщицу за волосы и с невероятной силищей поволокла ее на улицу.

– Батюшки! – заорала я, – вы что ж творите! Люди добрые, разнимите их!

Я выскочила за драчуньями на улицу, где уже начал толпиться народ. Всем хотелось посмотреть на противостояние двух главных забияк деревни. Кто-то уже начал делать ставки, а ушлый дед Митяй методично записывал их в откуда-то взявшийся блокнот.

– Да вы что? Ну помогите же, – крикнула я мужикам.

– Еще чего! А то и нам прилетит. И вообще, не мешай зрелищем наслаждаться. Они сейчас наобнимаются немного и успокоятся. Не впервой.

И действительно, не прошло и пары минут, как две склочные бабы, как ни в чем не бывало, разлепились друг от дружки, и, сказав, на прощание пару матерных слов, разбежались в стороны.

– Дурдом! – прошипела я, и понеслась к крайнему дому на улице.

Завернула я к дому и обомлела. Из-за раскидистого дуба на меня надвигалось нечто.

– А-а-а-а, – заорала я и бросилась со всех ног с пригорка, но объятая ужасом не заметила кочку, споткнулась и покатилась вниз кубарем. Последней мыслью было, кажется, что-то вроде «только не в дурдом».

– Очнулась, дочка? – скрипучий голос отдавался страшным эхом в моей пустой головушке.

Последнее воспоминание – я тороплюсь домой, тут из-за дуба на меня вываливается нечто в белом, очень похожее на привидение. Дальше я видимо споткнулась и тюкнулась своей бестолковой головой о землю.

Я открыла глаза. Надо мной склонился дед Митяй, при этом он безостановочно осенял меня крестным знамением и поливал водой. Не иначе – святой.

– Дед Митяй, ты чего?! И что я тут делаю? И где я вообще? – возмущенно пропищала я, и попыталась приподняться с кровати.

– Дык чего ты, милая. Лежи-лежи. Вон какая шишка на голове, небось сотрясла все мозги-то.

– Да-да, – бормотала я, пытаясь бочком сползти с кровати. Странный он, Митяй этот. Фиг его поймет, что удумал старый моряк. Ведь зачем-то он притащил меня к себе.

– Да лежи ты, глупая. Что я тебе сделаю-то?! Вишь, старый пень-трухлявый веник?! Я домой с магазина возвращался, и узрел, как ты от Гришки-мельника ломанулась, да башкой брякнулась. Я спугнул ирода, да тебя сюда сволок, в чувство значит привести.

– Какой еще Гришка? Не слышала о таком.

– Как какой? Гришка – мельник, привидение духовское.

Что же, выходит не показалось мне? Да быть такого не может. Всем известно, что приведений не существует. Также как домовых, леших и прочей заразы сказочной. Кто-то наверняка придурялся.

– Не веришь мне? – прищурился дед Митяй, – ну послушай тогда историю занятную. А потом и выводы слагай.

"Давным-давно, в конце девятнадцатого века жил в деревне молодой парень Гришка. Был Гришка мельником и жил он на отшибе, там, где сейчас пустырь, а раньше стояла мельница. А у барина Белякова, что в усадьбе жил, дочка подрастала – Дарья. Красавица писаная, но нрава ужасного. Мать ее еще в родах младшей дочери умерла. Отец во второй раз женился, но и вторая жена от неизвестной хвори скончалась спустя год. Больше Беляков не женился, однако девок местных привечал. Отца Дарья и слушать не хотела, творила, что сама желала. И вот однажды увидел Гришка Дарью. Девушка, словно деревенская, голышом в озере, что за усадьбой, купалась. Влюбился парень, и Дарье той в любви признался. Сам-то Гришка хорош собой был, плечист да высок. Дарье парень по нраву пришелся, ответила она на его любовь. Пришли они к батюшке-отцу. Так мол и так, любим друг друга – сил нет. Отец как услышал про то, озверел совсем. Гришку лично батогой бил, Дарью в подвале запер. Целый год сидела несчастная в той узнице. Гришка почернел весь, сам не свой ходил, говорить совсем перестал. Через год уверовал барин, что дочка образумилась, выпустил ее на свет. А та, за то время, что в темнице сидела, ослепла на один глаз совсем. Вторым кое-что видела, да Гришку нигде своего углядеть не смогла. Слегла Дарья, кашель грудной с кровью всю измотали несчастную, сказывался год в подвале сыром, в заточении проведенный. Ничего не осталось от прежде хохотушки своенравной, тень только. Чувствуя, что конец ее близок, испросила Дарья отца позволить попрощаться с любимым. Тот ответил ей, мол, уехал Гришка из деревни. А куда – одному Богу ведомо. Погоревала Дарья, все глаза выплакала. Хоть бы одним глазом любимого увидеть, знать, что в порядке с ним все. Сжалилась над ней служанка одна, рассказала, что перед тем, как Дарью на свет божий выпустили, мельница сгорела дотла, а вместе с ней и Гришка упокоился в остатках золы. Закричала Дарья нечеловеческим голосом. Отца позвала, в смерти любимого обвинила. Не стал слушать барин дочь непутевую, хлопнул дверью дубовой. А через час испустила Дарья дух. Но перед тем прокляла весь род свой. И вот, с тех пор в усадьбе, говорят, дух Дарьи ходит, а по деревне Гришки-мельника душа неупокоенная бродит, народ пугает."