Книга I love Dick - Крис Краус

* * *

Когда я свернула с Трассы 126 на дорогу, ведущую к Долине Антилоп, мне и правда было очень нужно в туалет. Ты ждал меня к восьми, на часах уже было пять минут девятого, и необходимость «пописать» неожиданно стала большой проблемой. Я не хотела с порога бежать в туалет – ужасная бестактность, предательский признак женской нервозности. Но учитывая все, что я знала о Трассе 126, ссать на улице я побаивалась. Каждые двадцать секунд отсвечивали фары от проносящихся мимо автомобилей: громилы-реднеки, копы, озлобленные рабочие-мигранты? Я съехала с трассы перед поворотом на Долину Антилоп, выключила фары, остановила машину. Снаружи трава была влажной после дождя. Это Маркс или Витгенштейн писал, что «в каждом вопросе, в каждой проблеме через отрицание заложено зерно ответа или решения»? В машине нашелся недопитый пластиковый стакан с кофе. Я опустила оконное стекло, вылила остатки, приспустила джинсы до колен и пописала в стаканчик. Он заполнился раньше, чем опустошился мой мочевой пузырь, но, черт возьми, остальное я смогу удержать. Трясущимися руками я опорожнила переполненный мочой стакан на траву.

Однако вещественные доказательства оставались – несколько больших капель повисли на пластиковом стакане. Что если останется запах? Мусорить я боялась. Дорогой Дик, иногда правильного ответа попросту нет. Я смяла стаканчик, закинула его под заднее сиденье и вытерла руки. К этому моменту мои нервы окончательно сдали.

* * *

После полуночи наш автобус наконец пересек границу с Гватемалой. Прожекторы, сторожка конвоя, баррикады, начало стокилометровой немощеной разбитой дороги сразу после закончившейся национальной белизской трассы. Нас разделили на группы по национальностям и допрашивали, пока солдаты досматривали сумки в автобусе. Пограничник – учтивый метис средних лет с длинными усами, закрученными вверх, – досконально изучал мой паспорт. Погруженный в свои мысли, он притворялся, что не узнает меня на фотографии. Наконец он улыбнулся и произнес: «Добро пожаловать в Гватемалу, Кристина». Когда я вернулась в автобус, книги Ригоберты Менчу там не оказалось.

* * *

Сотни маленьких рождественских гирлянд висели на кактусах перед твоим домом. Ты сидел у панорамного окна в гостиной: погруженный в свои мысли, ты то ли проверял студенческие работы, то ли просто притворялся. Ты поднялся, и, здороваясь в дверях, мы коротко чмокнулись. В прошлый раз, когда я была у тебя на ужине в январе, ты поцеловал меня в щеку, когда мой муж, Мик, Рейчел и двое мужчин из Гетти были в двух метрах от нас. Тот поцелуй излучал такую мощь, что я запнулась, проходя через дверь.

Тем январским вечером, когда все гости разошлись и мы втроем пили водку, Сильвер и я признались в двенадцати годах верности друг другу. Внезапно этот концепт показался таким ребяческим и абсурдным, что мы прыснули от смеха. «Да и вообще, – сказал Сильвер, – что значит верность?» В этот вечер пластинка Some Girls с девицами в остроконечных бюстгальтерах на обложке все так же стояла на виду. Я провела одиннадцать месяцев, пытаясь разгадать, было ли это случайностью или продуманным действием, и в итоге согласилась с Кьеркегором, что означаемое всегда просвечивает через призму ироничного означающего.

Но сегодня ты ждал меня в одиночестве. Я окинула взглядом гостиную и не нашла пластинку Some Girls. Это ты так отвечал на мое второе письмо, в котором я ставила под сомнение твой вкус?

Поцеловав, ты предложил мне сесть в гостиной. Мы сразу же начали пить вино. Еще не допив первый бокал, я рассказала тебе, что ушла от мужа.

«Хммм, – произнес ты участливо, – я мог бы и догадаться».

А потом я захотела, чтобы ты понял почему. «Взять хотя бы вчерашний вечер, – начала я. – Я встретилась с Сильвером в Нью-Йорке на ужине с сотрудниками французского отделения. Режис Дебре, ради которого все собрались, так и не объявился, и все были какие-то зажатые, напряженные. Я скучала, витая мыслями где-то в другом месте, но Сильвер думал, что я страдала из-за языковой неполноценности. Он взял мою руку и на английском обратился к Тому Бишопу, специалисту по Беккету: “Крис – заядлая читательница”. Ну вы СЕРЬЕЗНО? Разве Дэнис Холлиер говорит такое о Розалинде Краусс? Может, у меня нет репутации или карьеры, но я уже слишком стара, чтобы быть девочкой-фанаткой академического кружка».

Ты отозвался сочувственно: «Что ж, похоже, теперь игра закончилась».

Как мне дать тебе понять, что письма были самым настоящим из всего, что я когда-либо делала? Называя их игрой, ты отрицаешь наличие моих чувств. Даже если эта любовь к тебе никогда не будет взаимной, мне все равно хотелось признания. И я разразилась тирадой о Гватемале. Женственное соблазнение казалось мне порченым, к тому же я так просто не умела. Я знала только один способ достучаться до тебя, помимо ебли, – обмен идеями и словами.

Поэтому я попыталась легитимировать «игру», делясь своими мыслями о кейс-стадиз. В качестве модели я использовала забастовку на заводе «Кока-Колы» в Гватемале из книги Генри Франдта.

«Разве ты не видишь? – сказала я. – Это скорее проект, нежели игра. Каждое слово в моих письмах тебе – правда. Но в то же время я начала смотреть на них как на возможность наконец узнать что-то о любовных отношениях, о наваждении. Потому что ты напомнил мне о стольких людях, которых я любила еще в Новой Зеландии. Тебе не кажется, что можно что-то делать и одновременно это изучать? Если бы у проекта было название, то оно звучало бы так: “Я люблю Дика: кейс-стади”».

«Мм», – ответил ты не слишко воодушевленно.

«Смотри, – продолжила я, – эта идея зародилась, когда я вернулась из Гватемалы и прочла книгу Франдта. Он социолог, и его специализация – сельскохозяйственный бизнес в странах третьего мира. Франдт – структуралист и марксист, вместо того чтобы распинаться об империализме и несправедливости, он хочет найти причины. И причины не глобальны. Поэтому Франдт изучил все детали забастовок на заводе “Кока-Кола” в Гватемале в семидесятых – восьмидесятых годах. Он все записал на аудио. Большое можно понять только через малое. Похоже на американскую литературу от первого лица».

Ты слушал меня, твой взгляд блуждал между мной и бокалом вина на столе. Я видела, как то, что я говорю, таинственно и неоднозначно отражается на твоем лице… любопытство чередовалось с недоверием. Твое лицо напомнило мне лица адвокатов в стриптиз-барах, когда я, с широко разведенными ногами, рассказывала им буддийские сказки. Какой-то странный эпизод. Их это забавляло? Они обдумывали, на какую жестокость были способны? Ты слегка щурился, твои пальцы обвивали бокал. Все это придавало мне смелости продолжать.

(Дорогой Дик, я всегда думала, что мы оба стали мыслить политически по одной и той же причине. Без конца читали и так отчаянно хотели чего-то иного, что желали этого всему миру. Боже, я такая неисправимая оптимистка. Очень может быть, что энтузиазм – единственное, что я могу тебе предложить.)

«Чем специфичнее информация, тем вероятнее, что она станет парадигмой». Забастовка на «Кока-Коле» – парадигма отношений между мультинациональной франшизой и правительством принимающей страны. А так как Гватемала очень маленькая и все факты ее истории можно изучить, она становится парадигмой для многих стран третьего мира. Если мы можем понять, что произошло там, мы можем понять вообще все. Не кажется ли тебе, что самый важный вопрос звучит так: «Откуда берется зло?»